Сорок вопросов следователям

История с обвинением генерального директора карагандинского кремниевого завода ТОО «Силициум Казахстан» Александра Сутягинского в серьезных преступлениях, как пишет ИА СЛОН,  наделала немало шума и в Казахстане, и в России. Дело в том, что Сутягинский успешно привлекал в Казахстан крупные российские и немецкие инвестиции – прежде всего, таких гигантов, как «Тиссен Круп» и Группа компаний «Титан», – и, кроме того, считался опытным и компетентным промышленником-управленцем, одним из самых известных и ярких в Казахстане. По крайне мере, сразу после ареста Александра Сутягинского управляемый им завод «Силициум Казахстан» оказался в глубоком кризисе, прекратив выпуск продукции. То есть дальнейшая судьба российских инвестиций в Казахстане оказалась под вопросом.

История началась с того, что в октябре прошлого года бывший друг и партнер Михаил Гаркушкин, назначенный генеральным директором крупного агропромышленного холдинга «Баско», публично обвинил собственника этого холдинга и гораздо более удачливого в бизнесе Александра Сутягинского в организации приготовления заказного убийства. Жертвой, якобы, должен был стать сам Гаркушкин. Арестованный Сутягинский в ответ назвал эти обвинения частью рейдерской атаки на принадлежащие ему предприятия и личную собственность своей семьи, которые действительно стали переходить под контроль Гаркушкина и «компании».

Скорое следствие представило в казахстанский суд показания охранника Сутягинского Андриевского, несколько сделанных им же аудио- и видеозаписей и найденный в доме сына обвиняемого автомат Калашникова с патронами. За организацию приготовления покушения и хранение оружия Александр Сутягинский получил максимально суровый приговор суда первой инстанции: 12 лет колонии строгого режима с конфискацией лично принадлежащего ему имущества и лишением государственных наград Республики Казахстан.

При этом подноготная этой истории таит немало неожиданностей. 

Прежде всего, вспомним прописную истину: никто не обязан доказывать свою невиновность, а все неустранимые сомнения толкуются в пользу обвиняемого. Этим принципом презумпции невиновности призваны руководствоваться и следствие, и прокуратура, и суд.

И после анализа ситуации можно уверенно сказать: неустранимые сомнения имеются, причем касающиеся ВСЕХ представленных следствием доказательств, на основании которых осудили Александра Сутягинского. Изложим эти сомнения в виде вопросов к предварительному следствию с надеждой когда-нибудь получить объективный и содержательный ответ. Тем более что руководитель следственной группы Олег Лупийчук так ни разу пока не явился по вызовам судов: ни первой инстанции, ни апелляционного.

Одна из важнейших задач следствия – установление мотива умышленного преступления. Этому учат всех студентов юрфаков. Почему следствие так и не нашло убедительных мотивов инкриминируемых Александру Сутягинскому преступлений: ведь якобы «мешающего» Гаркушкина обвиняемый мог попросту уволить на законных основаниях, лишь подписав соответствующий приказ, что предусматривает Устав «Баско», а захваченные по поддельным документам активы без труда вернуть через суд? И руководствуясь каким все-таки мотивом вменяемый и успешный бизнесмен, имеющий охрану и разрешение на оружие, хранил, по версии следствия, в доме своего сына автомат Калашникова с патронами?

Почему «дело Сутягинского» инициировали именно борцы с организованной преступностью, к которой он не имеет никакого отношения, и доказательств обратного нет? По чьей же все-таки команде РУБОП, бросив все, почти месяц «пас» Сутягинского, так и не взяв его с поличным при передаче денег, если она, конечно, была на самом деле? Чем доказана принадлежность Сутягинскому денег, сданных в полицию Андриевским? Отпечатками пальцев, например, или видеозаписью?

Почему следствие поручили вести именно полковнику полиции Олегу Лупийчуку, хорошо знакомому с «потерпевшим» Гаркушкиным, который прежде сам был офицером правоохранительных органов Казахстана? Нет ли здесь конфликта интересов?

Почему следствие не уделило должного внимания «потерпевшему» Гаркушкину? Действительно ли он находился под следствием в Казахстане в течение 5 последних лет по серьезным экономическим преступлениям и от наказания его спасла только скоропостижная смерть одной из сотрудниц? Или обнародование этих фактов могло «бросить тень» на «бескорыстный» образ «обличителя преступных схем»? На самом ли деле партнер Гаркушкина и свидетель обвинения Белоконь находился в российском розыске по подозрению в похищении человека? Действительно ли главный «свидетель» обвинения Андриевский соучредитель фирм, подконтрольных Гаркушкину?

Почему следствие не приняло во внимание убедительную версию оговора Александра Сутягинского со стороны «потерпевшего» Гаркушкина и «свидетелей» обвинения в лице Пестерева и Ким? Неужели следствию не показалось странным, что предприятие «Баско» по поддельным документам отошло под контроль Гаркушкина; он же по подложным документам чуть было не стал хозяином «Силициума Казахстан»; через 3 дня после ареста Александра Сутягинского дом и земельные участки его сына Евгения без ведома хозяина «проданы» партнеру Гаркушкина Удоду; автомобиль «БМВ» задержанного снят с учета и исчез в неизвестном направлении? По субъективному мнению, заинтересованность ключевых фигур следствия в длительном устранении Александра Сутягинского от дел, в общем-то, просматривается. Или не так?

Почерковедческая экспертиза официально подтвердила факт подделки документов при захвате активов Александра Сутягинского. Почему расследование этих событий удивительным образом поручили все тому же знакомому Гаркушкина Лупийчуку, который одновременно вел дело «о покушении на покушение»? Случайность ли, что следователь «спустил на тормозах» это расследование, отказал в возбуждении уголовного дела, не дожидаясь заключения экспертизы? То есть подделка документов есть, лица, составляющие документы (одновременно – свидетели обвинения), известны, а самого преступления нет? Справедливости ради следует сказать, что позже прокуратура возбудила два уголовным дела на основании заявлений Сутягинского и его сына. Сейчас расследование по фактам подделки документов и мошенничеству с имуществом продолжается, Александр и Евгений Сутягинские официально признаны потерпевшими.

Почему следователи пришли с обыском не на квартиру Александра Сутягинского, которая везде указана как его место жительства, а прямиком в загородный дом к его сыну Евгению?

Почему обыски проведены незаконно: без предварительных санкций прокурора и с массой других процессуальных нарушений? Почему автомат был найден только со второго раза и только после звонка оперативному работнику от неизвестного лица?

Почему после нахождения автомата Калашникова в чужом доме уголовное дело возбуждено не по факту обнаружения оружия с последующим установлением его владельца, как делается в общепринятой практике, а обвинение сразу предъявлено Александру Сутягинскому за незаконное хранение и приобретение АК?

Почему следствие во главе с опытнейшим Лупийчуком за несколько месяцев так и не предприняло совершенно очевидной меры: отправить автомат, два десятка патронов, полиэтиленовую упаковку и иные найденные вместе с оружием предметы на комплексное исследование? Чтобы уж если пригвоздить подозреваемого – так пригвоздить. Ведь наличие огромного числа отпечатков пальцев при чистке и смазке оружия, состоящего из десятков внутренних и внешних деталей, а также при снаряжении магазина патронами неизбежно. Где они? Или следствие опасалось обнаружить следы совсем «не тех» людей? Имелись ли на стареньком автомате и патронах, которые якобы хранились долгое время в сыром, теплом и замкнутом пространстве, следы коррозии?

Автомат найден за съемной панелью душевой кабины в доме, в котором, как достоверно установлено, никто из Сутягинских не появлялся очень длительное время. Почему следствие не проверило свидетельские показания о ремонте, который примерно за неделю до будущего обыска проводился рабочими как раз за этой панелью, и никакого оружия там никто не видел? Никогда не замечала автомата и домработница, которая убиралась в душевой и регулярно протирала пыль за панелью. Зато за несколько дней до обыска в загородный дом неожиданно нагрянул «с проверкой» главный «свидетель» обвинения Андриевский, у которого «на всякий случай» имелись ключи от всех помещений. Это посещение запомнили свидетели, но их показания тоже не заинтересовали следствие. Почему? При этом, по материалам уголовного дела, именно Андриевский сообщил следователям, что и где искать. Пикантный факт: еще одним соседом Сутягинских, через низенький заборчик с калиткой, является сам Гаркушкин, который тоже, в принципе, мог посетить бывший дом своего «армейского друга», где бывал не раз. Проверялись ли следствием версии, что оружие специально подброшено? И еще добавим деталь: именно этот дом без ведома хозяев продан через три дня после ареста и обыска партнеру Гаркушкина.

Почему следствие не изучило историю автомата, на котором сохранились заводские номера? Проверялись ли какие-либо иные версии принадлежности оружия? Внятного ответа до сих пор нет. Почему сын Сутягинского Евгений по факту обнаружения в его доме автомата не допрошен до сих пор ни следствием, ни судом?

В качестве единственного вещественного доказательства якобы совершенного преступления представлен набор цифровых аудио- и видеозаписей, вроде как сделанных все тем же вездесущим главным «свидетелем» Андриевским. Почему следствие так и не рискнуло отправить эти записи на всестороннюю комплексную экспертизу, ограничившись, по сути, не очень точной расшифровкой содержания? Это стало бы отличным подспорьем следствию, если, конечно, оно было уверено в подлинности записей, отсутствии монтажа и признаков подделки. Или уверено не было? Комплексная экспертиза проведена лишь по настоянию защиты. Итог для следствия плачевен: эксперты Минюста Казахстана установили, что хранящиеся при деле диски с записями являются только неизвестными по счету модифицированными копиями, в которые вносились изменения. То есть главные доказательства оказались недостоверными. Как же так? И почему даже такие доказательства оказались оформлены с огромным количеством уголовно-процессуальных нарушений, делающих их недопустимыми?

Каким образом выдержки из секретных записей уже в самом начале расследования оказались выложены на Ютуб, что свидетельствует о наличии записей у неких посторонних, но весьма заинтересованных в исходе дела лиц? Понятно, что таким образом анонимные «доброжелатели» в отсутствии достоверных доказательств вины Александра Сутягинского пытались повлиять на общественное мнение и суд. Только лучше бы они этого не делали! Большинство комментариев к этим роликам сводятся к одиозному: «Туфта какая-то!», «Не верю!».

Отчего такое низкое качество записей даже при дневном освещении – в наш-то век первоклассной, миниатюрной и дешевой техники? Почему в самые ответственные моменты изображение «гуляет» так, что не видно обвиняемого? Или за низким качеством легче скрыть подделку? Андриевский когда-то тоже служил в правоохранительных органах, причем в наружном наблюдении, и навыки совершенного владения подобной техникой должны у него быть. Но на «оперативной съемке» почему-то не зафиксирован даже «факт» передачи денег в качестве якобы окончательного расчета с «киллерами». На экране мы слышим преимущественно скороговорку Андриевского, которая могла быть наложена на видеоряд когда угодно.

Почему в суд так и не поступили широко анонсированные правоохранителями и «потерпевшими» другие «доказательства», вроде нескольких прежних «неудавшихся покушений» на Гаркушкина вкупе с найденной при обыске в тайнике склянкой с клофелином, отчетами Андриевского перед «заказчиком» о проделанной «работе» и т.п.? Или эти «доказательства» совсем не выдерживали никакой критики?

И, наконец, заключительный вопрос. Признает ли многоопытное следствие, если не заинтересованность, то свои очевидные просчеты в «деле Сутягинского»? Ведь имеющиеся «доказательства», мягко говоря, не впечатляют и таковыми являться не могут, а иных попросту нет. И начнет ли расследование в отношении настоящих инициаторов всей этой некрасивой истории, которые попытались получить с нее выгоду?