Вышла в свет новая экранизация романа Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен»
№ () от 8 ноября 2022 [«Аргументы Недели », Денис Терентьев ]
Киноманы смогли наконец посмотреть баснословно дорогую (размер бюджета не озвучивался, но и так понятно) экранизацию романа Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен». Съёмки откладывали из-за пандемии, чему режиссёр Эдвард Бергер сегодня наверняка рад: год заканчивается, и он – главный претендент на «Оскар» за лучший иностранный фильм. Ему есть на кого равняться: почти век назад первая экранизация Льюиса Майлстоуна получила сразу две статуэтки – за лучший фильм и за лучшую режиссуру.
Одноразовые герои
Самый идиотский вопрос, который можно задать после выхода шедевра: «А зачем было переснимать роман Ремарка, если есть удачные экранизации 1930 и 1979 годов?» Да хотя бы потому, что за последние годы технологии в кинопроизводстве ушли столь далеко вперёд, что войну в воплощении Майлстоуна смотреть сегодня странно. Не то чтобы смешно (фильм на самом деле и достойный, и страшный), но есть ощущение, что смотришь деревенский футбол. Солдаты бегут в атаку, взмахивают руками и исчезают из кадра, не оставляя особых эмоций. А у Бергера эффект завораживающий.
Режиссёр даёт множество широкоугольных общих планов в духе Андрея Тарковского, стремясь показать сюрреализм созданного войной мира. Ему даже приходится пояснить: видите, это та же самая планета, над лесом поднимается акварельный рассвет, лисята в норе завтракают материнским молоком. Но на обледенелой исковерканной земле между двумя рядами окопов полно солдатских трупов, по которым лениво чавкают пули. Немецкий фельдфебель готовит в атаку новую порцию новобранцев, обращаясь к солдатам по именам, словно вызывает их к доске в школе. Юноша по имени Генрих Гербер выскакивает из окопа и бежит на стреляющих в него французов, даже не оборачиваясь на выхватываемых пулями и снарядами товарищей. Когда становится совсем туго, он прячется за бревном, стреляет в ответ, орудует штыком, но хватает его ненадолго. В общей могиле его забрасывают известью, с тела снимают сапоги и мундир, который стирают, штопают и выдают следующему на конвейере – главному герою Ремарка, недавнему школяру Паулю Боймеру.
Нынешняя экранизация не следует дотошно за сюжетной линией романа. Некоторые критики даже успели написать, что в ней слишком мало Ремарка. Но вряд ли писатель плевался бы с такой трактовки. Некоторые вопросы поставлены так жёстко, как Ремарк во времена Веймарской республики, возможно, просто не решился бы. К тому же роман написан в 1929 году, и он не мог знать, что случится с миром через десять лет. А Бергер показывает, как Первая мировая война подготовила почву для Второй. И здесь очень интересен взгляд режиссёра-немца. Предыдущие экранизации выполнены американцем и британцем, которые невольно смотрят на войну глазами победителей и героизируют её. А в случае с «На Западном фронте…» это недопустимо.
В предисловии к своему роману Ремарк написал: «Эта книга не является ни обвинением, ни исповедью. Это только попытка рассказать о поколении, которое погубила война, о тех, кто стал её жертвой, даже если спасся от снарядов». Сам тяжело раненный на той войне, писатель решился на антимаркетинговый сюжетный ход: сослуживцы протагониста Пауля Боймера похожи друг на друга возрастом и взглядами до полного слияния на страницах. Конечно, Ремарк мог выписать из них различные архетипы, как Дюма-отец своих мушкетёров, но ему была важна эта похожесть, чтобы говорить от лица целого поколения. Хотя власти в эпоху Веймарской республики как раз делали всё, чтобы превратить своих ветеранов в безупречных рыцарей: мол, войну проиграли не солдаты, а политики, «сдавшие» страну. С приходом к власти нацистов Ремарк стал изгоем: его книги сжигались, а голливудский шедевр «На Западном фронте без перемен» запрещён к показу в Германии. Его родную сестру Эльфриду, работавшую портнихой, в 1943 году казнили на гильотине за откровение в частном разговоре: мол, солдаты – это «пушечное мясо», а Гитлеру, будь её воля, она пустила бы пулю в лоб.
Зная этот бэкграунд, режиссёру Бергеру можно только поаплодировать: он сделал несколько шагов в сторону от сюжетной линии Ремарка, но не предал его идей.
В романе есть первосортные с точки зрения литературы сцены. Солдат Боймер приезжает в отпуск домой, где отец намерен собрать с друзей все лайки, показывая сына в мундире, словно престижный спорткар. А Паулю совсем не хочется говорить о войне, и он зло радуется, что его патриотичный учитель-трибун Канторек, обещавший юношам быстрый захват Парижа («Любая нерешительность и колебания – это предательство Родины!»), тоже месит грязь в ополчении. Позднее Боймера ставят охранять пленных русских, и он таскает сигареты мужикам с «детскими лицами и бородами апостолов», размышляя о том, кто и во имя чего превратил простых людей во врагов и убийц.
Так вот, этих сцен в фильме Эдварда Бергера нет, а герои вовсе не покидают линию фронта. Хронометраж у фильма не резиновый, и в 2, 5 часа сочли более важным вплести «дипломатическую» сюжетную линию, которая отсутствует в книге.
И вновь продолжается бой
В последнем абзаце романа Ремарк без эмоций сообщает, что Пауля убили в октябре 1918 года. В фильме он погибает от штыка, идя со своим батальоном в бессмысленную атаку за 15 минут до наступления Компьенского перемирия. Во имя чего? Только ради амбиций своего генерала Фридриха (Дэвид Штрисов), который воюет из каминного зала особняка под вино и шницель, покуривая сигареты, что услужливо поджигает ординарец. О себе воитель говорит драматически: «Я – солдат. Мой отец участвовал в трёх войнах при Бисмарке. И вернулся героем. Я родился слишком поздно: полвека без войны». Для Фридриха комиссия по перемирию, разумеется, «продаёт Родину», а не лишает лично его самореализации и лавров, поэтому герой не сдаётся, бросая в атаку пьяненьких солдат, поверивших было, что весь этот ужас закончился.
Параллельно зритель видит антагониста Фридриха – кайзеровского дипломата Маттиаса Эрцбергера (потрясающий Даниэль Брюль), прибывшего в Компьенский лес на переговоры с маршалом Фошем о прекращении огня. Эрцбергер сам потерял в этой мясорубке сына и знает, что Германия не имеет ресурсов держать фронт, а во Франции высаживаются 250 тысяч американских бойцов каждую неделю.
Фош (Тибо де Монталамбер) ведёт себя с немцами как с грязью: собственно переговоров он вести не собирается, а просто швыряет им папку с тяжелейшими условиями мира (Эльзас и Лотарингия, оккупация Рейна, пушки, локомотивы, поезда). Как политик, Эрцбергер должен грозно закрутить усы и упираться, понимая, что дома ему такого мира не простят (исторического Эрцбергера действительно спустя три года застрелили «патриоты»). Но человеческое в нём берёт верх над карьерным: он готов ценой собственного унижения спасти тысячи солдат, которые гибнут каждый день при подавляющем техническом превосходстве противника.
Даже у опытных и храбрых сослуживцев Боймера вызывают ужас новинки – танки и огнемёты. Это уже настоящий библейский ад, от которого бежит не только вчерашний мальчишка Пауль (Феликс Каммерер), но и его старший товарищ Станислав Катчинский (Альбрехт Шух), которого Ремарк описывает как «душу нашего отделения, человека с характером, умницу и хитрюгу, имевшего необыкновенный нюх насчёт того, когда начнётся обстрел, где можно разжиться съестным и как лучше всего укрыться от начальства». При всей искренней дружбе Пауля и Ката в бою каждый солдат превращается в животное, возвращающееся потом в человеческий облик лишь частично. Не нюхавшему пороху читателю подчас трудно принять размышления вояки Ремарка о том, почему «паре ботинок с винтовкой» уже не вернуться к прежним взаимоотношениям с миром. Фильм Бергера объяснил это более наглядно.
Но нацисты всё равно не случайно сжигали книгу Ремарка. 20 лет спустя после описанных в ней событий Гитлеру снова потребовались миллионы легковерных мальчишек, идущих в штыковую за «жизненное пространство», великую культуру и расу господ, которую предали политики-либералы. И никто не должен ставить под сомнение, что в действительности они бьются и умирают за амбиции и обиды очередного Молоха. Если бы у Пауля Боймера был сын, он вполне мог погибнуть под Сталинградом.