– Добрый день, принимайте волонтера!
Такими словами я «приветствую» домофон многоэтажки на улице Лихоборские Бугры. Это правда: сегодня я полноправный волонтер, приехавший «обдирать обои», как и остальные ребята из фонда «Река детства».
Среди множества направлений работы фонда есть и то, которое особенно дорого его руководству. В силу своей исключительности. «Мой любимый дом» – уникальный проект, созданный в помощь выпускникам детских домов. По окончании школы они получают жилье от государства, но беда в том, что эти квартиры нередко нуждаются в основательном ремонте. Вот тут-то и появляются, словно по взмаху волшебной палочки, волонтеры-ремонтники, волонтеры-дизайнеры, а порой и просто друзья, знакомые новоиспеченного хозяина. Все это похоже на телепередачу, в которой твою скромную квартиру превращают в дизайнерский шедевр.
Ольга Поздеева, директор фонда, отвергает предположение о «чуде» подобного вмешательства: такую помощь нужно заслужить.
– Самым сложным поначалу было придумать принцип, чтоб это не стало «халявой». Ведь, когда мы предлагаем помощь, некоторые воспринимают это как «мне сделают ремонт». Ребята просто не слышат, что есть правила, что нужно отвечать определенным критериям. Прежде они должны как-то проявить себя.
Выпускникам предлагается участие в других проектах фонда, оказание благотворительной помощи пожилым или бездомным людям. Такой принцип – своего рода сито, метод отделения зерен от плевел. Дело даже не в ограниченности ресурсов и уж конечно не в том, что «услугу» нужно «отработать». Таким образом, объясняет Ольга, выявляются те дети, которые действительно воспользуются этой ступенькой, этим шагом во взрослую жизнь.
– Иногда бывает, что просят за кого-то: помогите, вот хороший мальчик или хорошая девочка. Ты ломаешь стены, добиваешься чего-то, а потом человек пропадает. У нас случался такой неприятный опыт. Поэтому фактически мы идем рука об руку: они делают шаг — мы делаем шаг.
Ребята, с которыми я сталкиваюсь в квартире, меньше всего похожи на любителей «халявы»: мы с Ольгой опоздали к началу ремонтных работ, в то время как они пришли раньше срока и уже успели ободрать старые обои в кухне. Однако перед нами и без того стоит целое море задач: вынести строительный мусор, постелить линолеум, выровнять стены и сделать еще сотни необходимых вещей.
Меня быстро вводят в курс дела. Единственный работник мужского пола – Денис. Девочки, начиная с хозяйки квартиры, – поголовно Насти, «разбавленные» одной Юлей. Все они – выпускники детского дома, почти все живут в этом же доме и также стоят в очереди на отделку квартиры. Ольга охотно отдает бразды правления немного язвительному, но деятельному Денису («Есть у него какая-то мужская сметка, да и руки куда надо приставлены») и даже подшучивает над ним:
– Ну слава богу, хоть командир на месте!
Обстановка здесь ощутимо дружеская, во многом благодаря Ольге. Для директора фонда она держится с ребятами на удивление легко, практически на равных: подзуживает их, смеется, спорит и старается как можно больше решений оставлять за своими подопечными:
– Девочки, сюда! – зовет она. – Смотрим на карту, решаем, где у нас будут розетки!
И вот уже девочки крутят чертеж, обсуждают, прикидывают обстановку. Ольга направляет диалог, задавая правильные вопросы: ты хочешь теплые полы? будем клеить обои под шкафчики или вокруг? где будет стоять плита? где холодильник?
Очередь на ремонт квартир определяется методом жеребьевки. А дальше – условные временные рамки: чем быстрее, тем лучше, конечно, но протяженность ремонта зависит от множества самых разных факторов.
– В чистом виде все занимает две-три недели, но редко получается уложиться в такой срок, – с сожалением отмечает Ольга. – Нужно согласовать большое количество приглашенных сотрудников. Ведь невозможно обойтись без посторонней помощи: например, ребята сами электрику не сделают, да мы и не допустим. К тому же во время учебного года работа в основном ведется в выходные, иногда по вечерам.
Ребята не просто дожидаются своей очереди: все они учатся, многие работают.
– Если бы у меня не было квартиры, я бы сняла комнату и пошла работать куда угодно, – решительно говорит Настя, которая учится на менеджера (из троих она самая категоричная). – Хоть на кассу, хоть листовки на улице раздавать.
Они откладывают деньги с зарплаты, стипендии, пенсии – чтобы сделать свой новый дом лучше. Их собственный вклад плюс финансы фонда – вот так и рождается что-то стоящее.
– Есть темы очень насущные: больные дети и взрослые, одинокие старики, бездомные собаки, – объясняет Ольга. – В таких условиях собирать «на обои», грубо говоря, невозможно. И в то же время ремонт требует немалых вложений, а тема для фандрайзинга непростая.
Постоянного мецената у «Моего любимого дома» нет, поэтому сотрудники используют самые разные каналы: находят временных партнеров, рассказывают о проекте людям и собирают подержанную мебель и вещи. Не обходится и без краудфандинга, но большой прибыли он не дает: не хватает человеческого ресурса, чтобы постоянно писать, рассказывать, раскачивать людей на пожертвования.
Ольга потчует меня множеством самых разных историй о том, как тратятся деньги:
– У нас есть партнер, одна мебельная компания, их интерьеры выглядят очень дорого – деревянная мебель, качественная, красивая. Если люди на это посмотрят – на то, что мы делаем для ребенка-сироты – они скажут, что мы совсем «зажрались». Но так уж вышло, что жертвовали нам не деньги, а собственную продукцию... Или, например, однажды неизвестный отправитель перевел 150 тысяч рублей и написал: «На кухню для Светы». Мне бы, конечно, очень хотелось потратить эти деньги еще куда-нибудь – но вот так устроена адресная благотворительность. Мы пошли в самое дешевое место, купили самую лучшую кухню из тех, что там были. И все равно еще пятьдесят тысяч осталось, на них я купила наборы для выпускников Кимовского детского дома Тульской области (чайники, утюги, одеяла, подушки, постельное белье, полотенца, посуду – все, что пригодится ребятам при переезде).
Я провожу на Лихоборских Буграх всю вторую половину дня. Мы обдираем остатки обоев, покрываем стены шпатлевкой, шкурим и красим кухонную батарею. Даже немного спорим: правильно ли зашкурить всю батарею целиком, или краска ляжет даже если просто загладить проблемные места? Наш командир возмущен таким подрывом своего начальственного авторитета:
– Своей головы нет, так хоть чужой воспользуйтесь!
Кажется, что работы много, и в то же время ее не хватает – то из-за ограниченного количества инструментов, то из-за недостатка пространства, а порой от невозможности сделать что-то прямо сейчас: нужно закупить материалы/ждать электрика/посоветоваться со специалистом. И все же я прикладываю руку к ремонту – буквально: заглаживаю ладонями грязновато-серую смесь на дверном косяке.
Между ремонтными работами мы прерываемся на пиццу с чаем и разговариваем. Как говорил кот Матроскин, ничто так не объединяет, как совместный труд – и вот уже мы обсуждаем чемпионат мира по футболу («Это же позор – проиграть стране размером с «Ашан»!», – возмущается Денис), планы по обустройству квартиры («Все мечты упираются в денежные знаки»). Ольга спорит с Денисом по поводу его личной жизни, и он мгновенно подхватывает:
– А давайте! Проиграете и тогда... – он на секунду задумывается, – тогда во время ремонта моей квартиры будете ходить в шапочке и в халате маляра-штукатура. С попугаем на плече! И с повязкой на глазу! Будете кричать: «Свистать всех наверх!», а когда кто-нибудь что-то сделает не так, будете говорить: «Всеобщее презрение!».
– Я директор фонда! – с возмущением откликается Ольга. – Думаешь, для меня это проблема?
Девушки не принимают участия в пари – они меряют отданные на благотворительность вещи.
– Бери, клетка сейчас в моде!
– Только идиоты гоняются за модой.
– Это еще почему?
– Да потому что зарплата среднестатистического человека за модой все равно не поспевает.
Это они – среднестатистические люди, и мечты у них вполне человеческие: хорошо сделать квартиру – чтоб хватило хотя бы лет на десять, а со временем обзавестись семьей, родить детей (и тогда уж непременно – теплый пол!).
Ольга подвозит меня до метро, и мы говорим друг другу самые важные слова – те немногие, которые потом и останутся в памяти.
– Сироты часто ничего не умеют делать, мало что хотят, и к тому же привыкли, что все им должны, и умеют этого добиваться, требовать, – такую категоричную оценку дает Ольга. – И получается, что когда они выходят из детского дома, приходится перестраиваться – и мало кто к этому готов. Их жизнь в итоге сползает и они исчезают куда-то – как песок: были люди – и нет людей. Нужна опора, и в частности она в том, чтобы создать такой дом, в котором хочется жить. И заодно, создавая этот дом, потренировать мышцы «помогательные», творческие. Ты понимаешь, что тебе это по силам – переклеить обои, покрасить их. Жить не так, как бог на душу положит, а для чего-то созидательного.
Она увлеченно рассказывает о ребятах, с которыми мы работали. О том, что они хотят сделать в жизни, кем стать, об их планах и мечтах. Такова суть совместной работы: в процессе всегда рождаются связи дружеского характера. Не «руководитель-подчиненный», а по меньшей мере «наставник-ученик». И вместе с пониманием того, как лучше класть плитку и где выгоднее закупить стройматериалы, ребята впитывают и другой, куда более важный опыт –жизненный: им есть, с кем обсудить возникающие проблемы, к кому обратиться в сложный момент.
Для сотрудников фонда «Мой любимый дом» – родное детище, плод совместного труда детей, взрослых и волонтеров. И отношение к нему, как к собственному ребенку.
– Мы придумали этот проект, выкристаллизовали его, и когда все сложилось – это и награда, и продолжение для каких-то других проектов, и поддержка в сложной жизненной ситуации. Это не гарантия, не залог, но все-таки большой хороший кирпич в здание самостоятельной взрослой жизни.