Спасет ли армия от распада Украину и другие страны?

Военный переворот, произошедший в Таиланде 22 мая, наглядно продемонстрировал, что традиционная роль армии как гаранта единства и стабильности государства на современном этапе ещё больше повышается. И это также актуально и для других стран, испытывающих серьезные внутренние неурядицы.

Переворот 22 мая в Таиланде стал характерным отражением развития политических процессов в странах с нестабильными государственными институтами. Так, последние примеры Таиланда и Египта доказывают, что армия является единственной действительно объединяющей структурой, способной предотвратить окончательный раскол общества и крах государства. Ведь традиционные религиозные и новые «демократические» (в том числе и парламентские) механизмы не справляются с этой задачей.

Напротив, их действие приводит лишь к углублению внутренних общественно-политических противоречий, зачастую подогреваемых и эксплуатируемых внешним силами. И армия в этих условиях оказывается «единственным патриотом» и связующим звеном, казалось бы, уже распадающегося государственного механизма.

Где может быть использован «армейский антикризисный механизм»?

Подтверждение данного тезиса можно найти и в других странах, например, в Турции, имеющей со времён средневековья старую традицию разрешения внутриэлитных споров путём военных переворотов. Неуклонно нарастающий общественно-политический кризис в этой стране, по-видимому, может быть разрешен лишь силой, которая имеется только у армии. И только она в нынешних условиях способна стать гарантом сохранения Турции в её нынешних исторических границах.

Разумеется, что представители руководства правящей в стране Партии справедливости и развития это понимают. Однако предпринимаемые ими меры, включая и регулярные чистки руководящего армейского состава, как и введенный режимом Эрдогана законодательный запрет на вмешательство вооруженных сил в политику не могут гарантировать страну от реализации очередного военного переворота.

Несмотря на регулярную «прополку» руководящего состава вооруженных сил, находящиеся у власти исламисты не в состоянии изменить ситуацию в принципе, поскольку для этого им необходимо решить крайне трудную для них задачу полного изменения системы подготовки турецкого офицерского корпуса.

Дело в том, что она, складываясь долгими десятилетиями с 1920-х гг. после прихода к власти Кемаля, фактически запрограммирована на воспроизводство военной элиты страны, воспитанной в светском духе и обладающей ролью конечного судьи в разрешении политических кризисов. Не случайно, что современная турецкая армия имеет уже сложившуюся традицию осуществления этого путём военных переворотов в послевоенный период.

В принципе, перспективу военного правления нельзя исключать и в случае Сирии. Старый режим в лице Асада и его окружения не в состоянии погасить, даже при помощи извне (Иран и др.) повстанческую борьбу, и поддержать стабильную власть в крупнейших её городах.

Это наглядно демонстрирует ситуация с проведением 3 июня президентских выборов, к которым официальный Дамаск не только не смог взять под свой контроль всю страну, но даже оказался не в состоянии гарантировать спокойствие и порядок в крупнейших городах, таких как Алеппо, Дамаск, Дераа и др.

В условиях, когда повстанцы также не могут одолеть сирийский режим, именно поведение армии может либо прекратить этот кровавый конфликт, унесший более 100 тысяч жизней, либо перевести его в несколько другую фазу.

В какой-то критический момент военные могут вспомнить свою старую историческую традицию, которая в Сирии в послевоенные годы выкристаллизовалась особенно заметно.

Оказавшись в патовой ситуации и устав от бесконечной гражданской войны, в перспективе они способны свергнуть Башара Асада (не желающего уходить самостоятельно) и смогут обеспечить проведение в стране действительно независимых свободных выборов в стране.

Другим примером того, что многие части мира не вышли за пределы логики развития 60-х – 70-х годов, может стать и Иран. Нормализация отношений Тегерана с Западом и, прежде всего, с США, становится важнейшим фактором международной политики.

Для Вашингтона и Тегерана это формально выглядит как возвращение к «нормальному состоянию», к эпохе шаха. Тогда Иран был верным союзником Америки в противостоянии с Москвой. Но, в отличие от того периода, нынешняя Исламская Республика превратилась в «пороговую» ракетно-ядерную державу.

При этом в стране также наблюдается серьёзное недовольство действиями консервативного религиозного руководства, которое пребывает со значительной частью иранского общества (особенно городского), ожидающего перемен к лучшему (в том числе и большей открытости страны), в перманентном конфликте. Это наглядно показали события последних лет на примере периодически вспыхивающих волнений, а также вылазок боевиков из числа национальных меньшинств (курды, белуджи и др.),

Данное ощущение еще больше усиливается в результате почти неуклонного снижения жизненного уровня населения, вызванного не только прежними западными санкциями, но и традиционной для многих ориентированных на добычу и реализацию на внешнем рынке сырья стран болезнью – прогрессирующей инфляцией.

Причем именно «оттепель» с Западом, в результате которой местные граждане, в том числе военные, будут гораздо активнее соприкасаться с западными достижениями, может вызвать среди иранцев дополнительные стремления «изменить жизнь к лучшему».

Так, исторические примеры подобной «расконсервации» в том или ином виде дают явное представление о реальности подобной угрозы. Например, соответствующее желание глобальных изменений было актуально и для России периода посленаполеоновских войн, когда вернувшиеся из европейских походов российские войска в 1825 г. в том числе под влиянием «впечатления от западной цивилизации» попытались силой качественно изменить жизнь в стране.

В этих условиях в любом случае подобная ситуация создаёт подходящую обстановку для дальнейшего роста политического влияния армии, которая также имеет традиции своего участия в смене правящих династий и правительств. Если же вспомнить, какую роль она играла в моменты прихода к власти династии Пехлеви и свержения режима Мосаддыка, то перспектива переворота в Тегеране не выглядит такой уж маловероятной.

Армия на постсоветском пространстве: Украина и Казахстан

Если же более широко посмотреть на вопрос усиления роли армии в политике нестабильных стран, в которых не сложились иные институты, способные гарантировать государственное единство, то здесь нельзя обойти и пример Украины. Причем местные военные, не раз демонстрировавшие нежелание проводить операцию на Донбассе против сторонников федерализации, впоследствии могут проявить свою позицию в отношении пришедшего к власти олигархата более откровенно.

Во всяком случае, военный переворот в Киеве мог бы стать реальной альтернативой расколу страны. В этих условиях данный фактор впоследствии может быть использован внешними силами, как и Брюсселем, так и Вашингтоном.

«Армейский инструмент» может быть задействован и применительно к сохранению другого искусственно созданного в советское время на «обломках Российской империи», Казахстана, учитывая подготовку местных элит к «постназарбаевскому периоду» и дележу наследства ещё действующего президента.

С уходом последнего все региональные противоречия заметно обострятся, что может поставить под угрозу само существование этого государства, к тому же расположенного между такими странами, как Россия и Китай. В условиях весьма вероятной казахстанской нестабильности они при определенном политическом раскладе могут «взять на себя ответственность» по крайней мере, над частью «исторических» территорий, ранее принадлежавших Москве или на которые уже «положил глаз» Пекин.

Ведь, по сути, республика была создана на основе различных и зачастую исторически враждующих киргизских племен и кланов (жузов). И за время Советской власти и постсоветского периода прежние киргизские группировки, лидеры которых неоднократно демонстрировали свою амбициозность, отнюдь не утратили собственной идентичности и стремления «по-настоящему» занять «место под солнцем».

В данном случае армия также выглядит единственным общегосударственным институтом, способным подняться над клановыми, этническими и религиозными противоречиями, не имеющими адекватных механизмов своего разрешения.

Перспективы использования армейских институтов внешними силами

Ранее вооруженные силы особенно активно использовались в странах «третьего мира» в период после деколонизации, когда освободившиеся территории в период «холодной войны» проходили сложный и зачастую мучительный переход к независимому существованию, сопровождаемый усилением борьбы различных кланов и группировок.

В результате создается впечатление, что мир, по крайней мере, «третий», возвращается к состоянию 1960-х – 70-х годов. Это создаёт основу для серьезного переосмысления многих внешнеполитических подходов в отношении многих стран.

Повторение подобных сценариев в новейшую эру в столь значимых для регионов Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии странах можно важной новостью. Ведь теперь армия выступает в новом качестве, отойдя от прежней схемы, при которой она фактически была лишь инструментом борьбы различных кланов.

И это происходит в условиях, когда самые современные политические институты оказываются не в состоянии эффективно решить ключевые проблемы отдельных стран и мира. И в подобные критические моменты прежние инструменты разрешения кризисов, известные ещё с античной эпохи, оживают в ином качестве.

Однако если ранее армейская организация была лишь инструментом борьбы в руках местных элит, в современных условиях она может служить рычагом спасения тех или иных государств от нестабильности или даже распада.

Разумеется, что в этом случае подобная ситуация вступает в конфликт с установками «главного носителя демократии» в лице США, руководство которых уже предупредило тех же тайских военных от «чрезмерного затягивания с переходным периодом» и злоупотреблений с властью. Однако пока ничего более эффективного в качестве альтернативы странам, в которых демократические эксперименты не удались, они предложить не могут.

Впрочем, не следует полагать, будто на Западе не осознают значимость армейской организации в странах со слабыми политическими институтами. И в таких условиях Вашингтон и его европейские партнеры готовы использовать эти явно не самые демократические рычаги в свою пользу.

Это очевидно на примере той же Ливии. Не случайно, что сейчас Запад пытается искусственно «собрать» эту страну, оказавшуюся в условиях революционного хаоса неспособной гарантировать бесперебойную поставку энергоресурсов в Европу.

Речь идет об использовании для этого ливийских военных периода до 2011 г. Причем на «роль марионеточного Каддафи» выбран нынешний «министр обороны» страны Х. Хафтар, поднявший своих сторонников против исламистов, закрепившихся в парламенте и правительстве. Конечная цель – при помощи извне разгромить последних и силой вновь воссоединить страну, теперь уже под властью прозападных сил.

В Нигерии также наблюдается нарастание дезинтеграционных процессов, в результате чего может вновь стать актуален проект государства «Биафра» (или других государственных образований), который Запад пытался реализовать в 1960-х годах для недопущения создания крупных африканских стран, способных потенциально проводить более независимую политику от Запада.

Учитывая то, что демократический Запад не отказывается от использования в регулировании политических процессов военных переворотов, России следует понимать, что этот пример впоследствии может быть использован и на постсоветском пространстве. Поэтому военная организация в мировом масштабе в перспективе рискует стать орудием, при помощи которого Запад сможет «задвигать» неугодных правителей, когда по тем или иным причинам неудобны или неэффективны опробованные ранее новейшие инструменты дестабилизации вроде социальных сетей.