ПЕРВОЙ в кабинет вошла женщина. Своего девятнадцатилетнего сына она оставила в коридоре.
– Боюсь, что с моим сыном что-то не то. Он все время молчит. Раньше думала, что он просто стеснительный. Но что-то все равно нужно сделать. Люди-то обижаются. Соседка говорит, что он или невежда, или ему к психологу надо… Вот и пришла к вам.
(Сразу же возникла версия, что это аутизм – состояние погруженности в мир внутренних переживаний, уход от реальности, потеря эмоциональных контактов с окружающими. – Прим. Рамиля Гарифуллина.)
– Когда ваш сын был маленьким, вы не замечали, что он не обнаруживал интереса к звуку человеческой речи, не просился на ручки, как все дети, на удивление часто не боялся оставаться один?
– Этого не было. Он умница. Хорошо учится в университете.
(Интеллектуального дефекта при аутизме может и не быть. Маленькие «аутята» часто легко запоминают стихи, много читают, интересуются предсказуемыми, неживыми знаками и символами.)
– Он, по-видимому, не ходил в детский сад, общаясь только со взрослыми родственниками, когда у них было время?
– Он ходил в детский сад. Да и не в этом дело. У моей коллеги сын – болтун, а рос один.
(Аутизм часто передается генетически.)
– А есть у него родственники – такие же молчуны?
– Дядя. Но он после армии разболтался, шустрый стал.
– Значит, и у вас есть надежда. Пусть сын войдет.
(Женщина уходит. Входит молодой человек. Делаю паузу. Прошло пять минут – он не сказал ни слова.)
– Вы бы поздоровались со мной хотя бы?
– А я поздоровался…
– Что-то не услышал… Вы сами-то считаете себя молчуном? Может, вы думаете, что все вокруг болтуны и многого хотят от вас?
(Не рассчитывая на содержательные ответы, я решил сам задавать побольше вопросов, и вот что из этого получилось.)
– Иногда считаю.
– Прислушайтесь к своему внутреннему голосу, миру, мыслям… Может быть, их громкость так сильна, что не дает возможности услышать голоса из внешнего мира? И вы молчите, потому что внутренний голос мешает сказать?
(Это вопрос поможет снять или подтвердить подозрение на шизофрению.)
– Внутренний голос не мешает мне слышать голоса из внешнего мира и говорить.
– Но вы его слышите как реальный голос или вы все же говорите о ваших мыслях?
– Конечно, о мыслях.
(Версия с шизофренией отпала.)
– Может быть, люди говорят всегда понятно, поэтому нечего и спрашивать?
– Иногда и правда можно догадаться, не задавая вопросов.
– Но ведь диалог состоит не только из вопросов, но и реплик, выражений, оценок, возникающих из желания выразить свои эмоции, чувства… Что вам мешает высказывать свое мнение?
– Сами же слова. Когда их произносишь, напряжение только усиливается и мешает досказать.
(Психоанализ детства пациента показал, что в младшем возрасте он сначала оказался в детсадовской группе, где мальчики были старше его, а потом попал в группу младших ребят.)
– Вам не кажется, что вы и сейчас ощущаете ту же проблему детства – всегда попадаете как бы в несоответствующую социальную среду и вас окружают не те люди, с которыми можно общаться?
– Да. При первой встрече всегда кажется, что не найдется общего языка с человеком, поэтому не хочется и начинать разговор.
– Мможет быть, вы сами себе интересны настолько, что нет необходимости интересоваться другими, общаться с ними? У вас развит внутренний диалог с самим собой?
– Обычно мне не интересна жизнь других людей. У меня складывается впечатление о людях еще до разговора с ними.
– Вы не любите непредсказуемости со стороны людей? Она вас утомляет? Может, поэтому больше внимания уделяете книгам и природе? Ведь они зависят только от вас, от вашего взгляда, от того, посмотрите вы на них, прочитаете ли. А люди непредсказуемы, на них нужно настраиваться. Вы любите четкий план, предсказуемость?
– Нет. Мне нравится непредсказуемость. Люблю предугадывать, что будет дальше, люблю просто наблюдать за людьми, не участвуя в их жизни.
(С одной стороны, он боится непредсказуемости социальной среды, а с другой – любит непредсказуемость. Но это противоречие снимается тем, что он любит быть пассивным наблюдателем этой непредсказуемости, а не ее творцом и регулятором.)
– Вам кажется, что все люди не понимают вас?
– Это ощущение бывает. Иногда они говорят о непонятных мне вещах. Но когда я привыкаю к ним, начинаю больше разговаривать.
– Вы боитесь показаться глупым, сказать что-то невпопад? Вас в детстве кто-нибудь унижал за вашу молчаливость и другие вещи?
– В школе бывало.
– Вам безразличны переживания других людей? Думаете: «Со своими бы справиться»?
– Да, это так.
– Вам кажется, что все вокруг умны настолько, что вы им ничего нового не скажете?
– Иногда кажется.
– Или, наоборот, думаете, что все дураки и вас не поймут?
– И это бывает…
– Вы не интересуетесь близкими, их самочувствием… Осознаете, что это неэтично?
– Нет, не осознаю. Я не могу сконцентрироваться на чужих проблемах.
– Понимаете, что это ваша проблема?
– Понимаю. Я всегда из-за этого переживаю. Но во всех людях есть какое-то невежество.
– Вас не утомляет процесс разговора – слушать собеседника, самому говорить?
– Утомляет. Особенно когда долго пытаешься что-то объяснить, а человек не понимает. Тяжело становится. Тревога возникает. Нагрузка. С мамой я не утомляюсь. А с другими мучаюсь.
– А может быть, вы просто не доверяете другим, так как они недостойны вас? Один раз доверились когда-то, а вас предали? У вас есть страх предательства?
– Да. Папе, например, скажешь что-нибудь, а он весь смысл изменит, исказит. Я отцу доверял, а он мои слова передавал матери в извращенном виде. Например, я говорил ему, что это кот нагадил в туалете, а он нес чушь про какого-то мужика, который приходил к моей матери. Отец постоянно бредил из-за ревности, устраивал мне изнурительные допросы: «кто был в гостях?», «что делали?», «а почему он к ней зашел?» В пятом классе я стал бояться говорить что-либо, зная, что все будет извращено.
(Эта установка – быть осторожным при разговоре с кем-либо – срабатывает и сейчас. У моего пациента возникает неадекватный страх того, что сказанное могут сильно извратить.)
– А может быть, у вас в голове возникает некий стопор, нет мыслей и пустота, поэтому нет интереса и нет желания говорить?
– Скованность бывает. Некая сжатость.
– Вам хорошо, спокойно в молчании, как после бани? Нет напряжения и желания снять его с помощью разговора?
– Такое бывает.
– У вас отсутствует интерес познания людей, любопытство, поэтому нет к ним вопросов?
– Нет. Не отсутствует.
– Вас в детстве часто оставляли одного? Никто с вами не разговаривал, и теперь молчание – это привычка?
– Да. Я часто бывал один.
– Вы сильно переживаете из-за того, что не здороваетесь, не интересуетесь тем, как дела у близких?
– Я иногда старался быть более чутким. Но мне это неинтересно. А насильно себя заставлять не хочу. Не хочу радовать других. Зачем? Маму только могу порадовать.
– Вы боитесь говорить потому, что ваши слова могут извратить, как это делал отец?
– Я нахожусь в плену прошлых гнусных эмоций.
– У вас есть другое, внутреннее Я, эдакий НАХАЛ? Но он пока молчит?
– Вы угадали. Я иногда фантазирую такое, что сам удивляюсь.
– Хотели бы, чтобы этот НАХАЛ вышел в реальность?
– И да и нет. Но я знаю, что сорвусь.
– То есть вы иногда молчите, как бы сдерживаясь?
– Да, да…
(Мой пациент сильно сжимает кулаки, на его глазах слезы.)
– Вспомнили отца?
– Да…
– А выговориться иногда хочется?
– Да, маме. Иногда, когда становится скучно, я улетаю в другой мир, в свои мысли. Я благодарен вам, что осознал, как скучен окружающим, потому что не развлекаю их, но хочу при этом, чтобы меня развлекали другие. Я осознал свое невежество.
Мой пациент смотрел мне в глаза. Слушал меня. Именно меня, а не себя. А я радовался, что его по-настоящему увлек наш разговор. Он уже меньше уходил в себя. Но надолго ли? Этот пациент еще полгода посещал мой кабинет, ходил на мои тренинги группового общения. Этим летом я встретил его в окружении ровесников, и со стороны мне показалось, что он стал душой всей компании.