Известный певец Александр Малинин на приеме у психоаналитика

   На страницах газеты «Аргументы неделi», начиная с ее первого номера, звезды политики, культуры, шоу-бизнеса, да и просто самые обычные люди проходят сеансы психологического анализа в кабинете известного психолога Рамиля ГАРИФУЛЛИНА. Сегодня он беседует с певцом Александром Малининым.

- Я ЧУВСТВУЮ вину за то, что занимаю ваше свободное время. А вы что чувствуете?

   - Это хорошая методика. Чтобы расположить к себе человека, нужно перед ним покаяться. Но пока вам не за что передо мной каяться. У меня нет к вам ни негативных, ни позитивных чувств.

(Мои пациенты, сопротивляясь психоанализу, часто начинают анализировать самих психологов. Это защитный маневр. Но мой пациент прав. Наш психоаналитический альянс не сформирован, и поэтому у него нет оснований для выражения своих чувств.- Прим. Рамиля Гарифуллина.)

- А давайте поменяемся местами. Вы будете психологом.

(Иду на этот шаг, понимая, что мой пациент в роли психолога раскроет себя лучше.)

   - Хорошо. У вас семья есть?

- Да.

   - Дети есть?

- Моей дочери недавно исполнилось 18 лет.

   - Интересно, почему вы выбрали эту профессию? Человек, имеющий семью и детей, - для меня состоявшийся. А то некоторые приходят, задают мне вопросы, учат жить, а сами никогда не были замужем, не имеют детей. Говорят, что если психоаналитик начинает с удовольствием анализировать какие-то комплексы пациента…

- То наверняка сам испытывает те же проблемы…

   - Да. Поэтому у него такой нездоровый интерес к копанию в человеческих душах. Это какой-то садомазохизм - получать удовольствие от того, что что-то там он «расколол».

(Я действительно получаю удовольствие от того, что порой «раскалываю» причины страданий пациента, от которых его избавляю. В целом мой пациент прав, психолог должен осознавать, почему он выбрал именно эту профессию. Садомазохизм - это этап многих незрелых психологов.)

- Вы сейчас страдаете из-за моих вопросов?

   - Не страдаю, но хочу получить от вас какую-то информацию, на которой буду строить свои ответы.

- И все-таки, давайте попробуем побеседовать в режиме свободного ассоциирования. Говорить о том, о чем свободно говорится…

   - Я не выдаю информацию даже батюшке, пока он не скажет, что это исповедь, что тайна исповеди священна, и пока я не произнесу: «Батюшка, я хочу исповедаться».

   Только после этого ритуала происходит некое переключение, и мы как бы уходим в другой мир

- Причем это вы являетесь инициатором, а не он говорит: «Ну-ка, теперь исповедь говори!»

   - Да, это же тебе нужно выплеснуть некую информацию, покаяться. Но еще и не перед каждым батюшкой покаешься. Люди тщательно выбирают духовника, которому доверяют самое сокровенное: слабости, пороки, грехи. А некоторые садятся в поезд и рассказывают все случайному попутчику. Так вот, моя жена, у которой прекрасный аналитический ум, иногда даже общаясь с кем-то в поезде, может вычислить, о ком идет речь.

- Ваша супруга является для вас психоаналитиком?

   - Нет. Я сам анализирую все, что со мной происходит. Оставляю в уме некие заметочки, которые могут пригодиться в похожей ситуации. Поэтому, может быть, просто не нуждаюсь в какой-то психологической поддержке. У меня есть цель, к которой я стремлюсь, а какими путями - это мое личное дело. Есть партнер по жизни - моя жена. Она потрясающе умная, психолог, кандидат медицинских наук. Я все время с ней советуюсь. Хотя понимаю, что у нее есть некие личные программы, с помощью которых она хотела бы владеть мною. Ей, как и многим, не нравится, если я обращаю внимание на других женщин. Я могу оценить красоту другой женщины, но, как правило, не высказываю свое мнение, потому что знаю, что это может негативно сказаться на нашем общении с женой. Я щажу ее в этом, не даю повода раздражаться.

   Советуясь с ней, я как бы перестраховываюсь: если будет какая-то неудача, то мы вместе принимали решение. Поэтому у нее не будет повода сказать мне: «Ты сам все сделал неправильно». Но у женщин есть еще одна очень интересная особенность. Они иногда выкручиваются из неприятной ситуации, перекидывая всю вину на своего партнера: «Да это ты меня заставил, а теперь сам все это разруливай».

- Ваша супруга для вас кто? Мать, дочь, сестра?

   - В первую очередь друг.

- Согласно психоанализу, мы всегда воспринимаем близких людей по определенным моделям. Все-таки она ближе к роли матери, дочери или сестры? Если это подруга, то она для вас, видимо, сестра?

   - У меня нет сестры, и я не знаю, как бы ее воспринимал.

- Вы покровитель для жены?

   - Не всегда. Иногда она мне покровительствует.

- Предполагаю, что все-таки вы ее «сынишка»?

   - Не уверен, что я сынишка. Но вообще-то она, конечно, мамка у нас.

- Порой настоящая любовь - это поиск своей матери в любимой женщине…

   - Мы все приспосабливаемся в этой жизни, чтобы было полегче. Ищем возможность сачкануть. Поэтому у нас в семье иногда некие покровительственные функции берет на себя моя жена в силу своей энергетики, жизненного опыта и стремления руководить. Пусть, если ей хочется.

- У вас в семье есть гармония, иногда и вы в отца можете поиграть?

   - Да. Но она чаще играет в маму.

- Она тоже ищет в вас «папу». Это нормальная игра. Но тем не менее вы в той или иной мере находитесь в плену общения с мамой, хотя рядом супруга.

   - Я с детства был очень самостоятельным человеком, всегда сам принимал решения. У меня в детстве не было сильной зависимости от мамы.

(Далее я попытался раскрыть личность моего пациента через анализ его творчества.)

- Это было давно. По телевизору показывали первый Всесоюзный конкурс молодых исполнителей. Перед зрителями возник худой, бледный, стонущий молодой человек, тревожно поющий. Такой скелетик измученный. Я увидел истощенного певца.

   - Я был истощен физически, но не энергетически. Через много лет я посмотрел эту запись. Там у меня глаза так горели, был такой сгусток энергии!

- Но у вас в голосе всегда тревога…

   - Тревога, страдание присущи русскому творчеству, русской душе. Это исторически сложилось. Русский человек получает удовольствие через страдания и очищение души. И по нашей православной религии положено каяться, молиться в минорном ладу.

(Я не почувствовал пропасти между имиджем рыдающего, стонущего певца и реальным человеком, который находился передо мной.)

- Ваше пение - всегда рыдание?!

   - Да. Я песню через свою душу пропускаю, по-другому никак нельзя.

- Это не режиссерская или продюсерская выдумка?

   - У меня никогда не было продюсера, мне никто никогда не подсказывал.

- То есть вы сами стали рыдать?

   - Да, естественно. Когда-то давно, сидя на кухне с друзьями, я брал гитару, начинал петь и понимал, что их цепляет. Человеку надо разрядиться, выплеснуть отрицательную энергетику. Знаете, почему в нас постоянно накапливается отрицательная энергетика? Мы все время с чем-то боремся. Жизнь складывается в основном из негатива. Для того чтобы его выплеснуть, надо налить стакан водки, выпить его залпом, потом чуть-чуть расслабиться и попеть, может, даже порыдать. Сильнейшие, огромные мужики, которых не прошибешь, плачут как дети, слушая мои песни. Они выплескивают негатив, чтобы завтра быть готовыми воспринимать следующую его порцию. Заметили, что в православных молитвах почти нет мажорного лада, все в миноре. А например, в буддизме все мажорно. В индуизме вообще сплошной позитив. Мы должны каяться, страдать, рыдать, выплескивать, а потом опять принимать негатив. Мы все уже адаптировались, как караси безглазые, которые плавают в химикатах. Нас даже жрать нельзя, но мы и без глаз все видим, знаем, как жить в этой стране, как уходить от всего, как держать удар, как его наносить. Мы живем в России.

(Я почувствовал, что мой пациент часто был жертвой различных людей. Из-за своей искренности, открытости. Но со временем он принял защитную жизненную позу. Потому и сопротивлялся мне в течение всего сеанса.)

- Вы рыдали в песнях, на сцене, потому что не позволяли себе этого в жизни? Можно так предположить?

   - Да. В моей жизни не все складывалось нормально, пока я не вышел на большую эстраду. Денег не было, надеть нечего, казалось, что будущего нет. Как жить в этой стране? Безысходность полнейшая.

- Социально-экономические причины тревоги понятны. Но, может быть, ваши страдания имели более глубокие корни? Вы вообще в то время чем жили?

   - Два года перед выходом на большую эстраду я жил религией, потому что только в 28 лет крестился. Мой дух окреп. И у меня появились некие проблески. Мне Господь подсказал тропинку, по которой я должен идти.

- Вы очень чувствительны к внешней среде? Остро чувствуете боль другого?

   - Я вообще все впитываю.

- Отсюда и страдания. Вы не умеете закрываться.

   - Я постоянно порываюсь помочь человеку, откликнуться. У меня русская душа. Она тянется к тем, кто нуждается. Первоначально мы все готовы откликнуться. Смотрим информацию по телевидению, например, про ребенка, больного лейкемией, который срочно нуждается в деньгах. Первая реакция - послать денег. Вторая реакция: «А может, это афера?» И первый порыв уходит.

(По-видимому, мой пациент нередко был жертвой манипуляций мошенников.)

- Может быть, в основе вашего успеха лежит искреннее сопереживание? И его разглядело жюри в Юрмале, все почувствовали вашу позитивную ауру?

   - Я очень волновался, голос дрожал. Там были более профессиональные исполнители. Но в моем выступлении эмоции били через край. И на тот период я абсолютно соответствовал своему имиджу: начес на голове, кожаные штаны, красная разодранная рубаха.

- Рыдающий певец - это не туфта?

   - Представьте, человек живет скучно, с ним ничего не происходит. Работа, дом, яичница, жена, телевизор, дети, школа. И вдруг он видит кого-то, валяющегося в грязи, но говорящего некие пророчества о нем или вообще о будущем. Он заинтересовывается, останавливается. И с этого момента, может быть, в корне меняется его жизнь.

- А вас-то самого это меняет?

   - Я выхожу на сцену, пою и замечаю мужчину в зале. Он плачет. Я своим искусством бужу в людях эмоции и чувства, которые в них не каждый день просыпаются. Ко мне приходят, пишут письма. Помню одно письмо: «Мой папа лежал и не мог двигаться. Вдруг по радио услышал вашу песню «Берега». И у него проснулось какое-то самосознание, стремление чуть-чуть жить. Он ухватился за это». Для меня это дорогого стоит. Потому что я выхожу на сцену не просто повеселить публику. Хотя и такой выплеск энергии нужен, особенно молодежи. А я душу лечу. Я в первую очередь сам страдаю. И знаю, что когда у меня пробежались мурашки по коже, у всего зала они тоже бегут. Они все ощущения вместе со мной испытывают. Я понимаю, что провожу некие манипуляции с душами людей.

(Мой пациент глубоко осознает истинные механизмы влияния на аудиторию, что никогда не позволит ему страдать манией величия.)

- Если возвратиться к истокам, к прошлому, какие основные, кульминационные слова вам слышатся? Вы сейчас находитесь в диалоге с отцом, с матерью?

   - Я закрыт для обсуждения неких событий своего прошлого.

(Мой пациент защищается, но так искренно и ярко, что эта защита важнее, чем любые откровения.)

- Я так предполагаю, раз не было контакта с мамой, вы в интернате росли?

   - Нет. Я рос в полноценной семье, но жил сам по себе.

- У вас выразительная жестикуляция. Вы проходили актерскую школу?

   - Да, я занимался пластикой, сценодвижением, сценической речью.

- Проблемы зажимов, сценических стрессов у вас никогда не было?

   - Мне проще спеть, чем поговорить со сцены. Прежде чем говорить, всегда нужно отрепетировать, чтобы получилось красиво, умно, интересно. Иногда мне хочется поговорить с публикой, я начинаю и слышу из зала: «Пой давай!»

- Вы производите впечатление человека, который может поддаться влиянию.

   - Я, русский человек, вдруг попал в Америку. Американцы все ходят, обнимаются. Думаю, почему они меня так любят? Понял, что это некая секта, которая через меня хочет выйти на Россию. Когда они меня завлекали, предлагали пройти некие курсы. Было интересно, и я попробовал.

- У вас такое доверчивое лицо. От меня эти манипуляторы почему-то всегда шарахаются.

   - А ко мне как подходят, так и отходят. Мне в жизни приходилось общаться и с аферистами, накалывали меня. Так что я ученый.

- В какой роли вы сейчас пребываете? Может, вы давно уже и не певец, а оратор или духовник?

   - Я в первую очередь певец. И довольно неплохой. Не представляю себя оратором. Хотя иногда задумываюсь, что я такое делаю с людьми, что они ко мне приходят и говорят, что я им душу лечу. Это у меня получается спонтанно. Пока я не могу управлять этим процессом, хотя точно знаю, когда это происходит. Но мало одного энергетического и эмоционального выплеска. Нужна некая информация, которой я их начну лечить. Нужна песня с правильным текстом, который действительно зацепит. Я давно понял, что не могу петь глупые тексты, и в своем творчестве всегда опираюсь на настоящую поэзию, нахожу песни, в которых есть смысл. Особенно хорошо, если там есть некий духовный смысл, который заставит человека задуматься, что-то проанализировать в своей жизни.

(Мой пациент часто увлекал меня как оратор. Более того, он жестикулировал, как учитель-оратор. Я отвлекался, но понимал, что таким образом мой пациент рассказывает о чем угодно, только не о себе.)

   - Для меня очень важно слово. Теперь я думаю, кто я вообще такой? Почему я, собственно говоря, всем этим делом занимаюсь? В силу того что я певец, у меня есть возможность выходить на сцену. В силу того что я популярный певец, у меня есть аудитория, с которой я могу общаться. Если есть аудитория, можно не просто петь, а что-то доносить до слушателей. Я все время этим живу.

- Больше, чем музыкой?!!

   - Да, конечно. Я чувствую, что идет некий энергетический обмен. У меня в зале всегда положительно настроенная аудитория. Не люблю работать в тусовках, где сборная солянка. Там не моя публика. Я выхожу и чувствую, что должен через себя перепрыгнуть, чтобы зрители поверили в меня. И иногда делаю какие-то вещи, которые приводят их в шок. Они не ожидают от Малинина такого. Я выхожу на сцену, чтобы удивлять людей. И чем больше мне это удается, тем большее я получаю удовлетворение от того, что не зря работаю.

Я почувствовал, что мой пациент имеет большой духовный потенциал, но внешняя грязная среда (частью которой оказался и я) не дает этому потенциалу выплеснуться. Впрочем, проявить свою духовность моему пациенту иногда удается во время концертов. Обладая природной чувствительностью, психологической прозрачностью, доверчивостью, мой пациент, по-видимому, часто был жертвой манипуляций со стороны других. Отсюда страх и защита, которые ощущались на протяжении всего сеанса. Но эти защиты были настолько искренними, что оказались интереснее, чем откровения о личности пациента, особенности которой мне все-таки удалось раскрыть.