- Вы сейчас вызываете противоречивое чувство. Передо мной сидит уставший, бледный, подавленный собеседник. С другой стороны, я вас знаю совсем другим. С телеэкрана вы просто пышете энергией. Куда делась эта энергия?
- Утомляюсь. Я работаю в ненормальных условиях - постоянно в оппозиции. Это тяжело. Но если снижать темп работы, то снизится и поддержка избирателей. А ведь мы полностью от них зависим. (Тяжело вздыхает.)
- Часто вы так тяжело вздыхаете?
- Часто. Это, наверное, невралгия какая-то. Потому что нагрузка большая.
- Я несколько раз наблюдал за вами перед вашими выступлениями в Госдуме, на телевидении. Перед выступлением вы всегда апатичный, подавленный.
(Мой пациент тут же подтянулся и глубоко вдохнул, словно представил, что необходимо скоро выходить на трибуну. Только представив себе это, мой пациент уже закуражился. - Примечания Рамиля Гарифуллина.)
Но как только вы выходите, у вас словно открывается второе дыхание.
- (Перебивает, повышая тон.) Это реакция моего духовного сознания. Я должен всем, кто меня слышит, доказать свою правоту.
- Вас не угнетают прогнозы СМИ, что рейтинг ЛДПР падает и будет падать дальше?
- Конечно, это неприятно, но что делать? Я-то знаю, что это ложь. Но когда постоянно ждут, что ты оступишься - это нервирует.
- Как у вас со сном?
- Сон у меня всегда был плохой. И до того, как я занялся политикой. Тяжелые были условия. Нищета, переезды. Коммунальные квартиры. Все это влияло.
(Я почувствовал, что мой пациент пытается говорить о своих проблемах не так, чтобы это облегчало душу, а так, чтобы вызвать симпатию слушателя. На протяжении всего сеанса мне приходилось напоминать, что он общается с доктором, а не с избирателем.)
- Сновидения какие-нибудь бывают?
- Редко, но бывают. Я их сразу же забываю. И ничего хорошего в них нет.
- И все-таки не могли бы вы рассказать какой-нибудь сон?
- Я иду мимо церкви. Это Никольский собор в моем родном городе. У меня маленький мальчик, а я еще меньше ростом, в какой-то то ли распашонке, то ли рубашечке. А потом уже один иду. Непонятно мне это.
(Анализ сновидения показал, что это сон об ожидании неизвестного. Но воплощение этого ожидания всегда разочаровывает пациента. В то же время это сон о его вечном одиночестве и независимости его натуры в силу хронического недоверия к окружающим и всему миру. И все-таки в себя, в свой талант мой пациент верит.)
Другой раз приснилось, что у меня выпали все зубы. Я чего-то испугался, и зубы посыпались изо рта. Смотрю - а они уже у меня в руке.
(Это говорит о загруженности моего пациента излишними заботами. Он хронически боится, что здоровье может пострадать от непосильной нагрузки.)
Эти два сна мне запомнились. А так я помню только ощущения от снов, когда проснешься. Они никогда не бывают радостными. Обычно что-то неприятное, тревожное. Проснешься - и рад, что это не реальность.
- Вы как-то заявили, что во сне стали президентом России?
- Этого не было. Я никогда этого не говорил.
(Защита отрицанием.)
- А другие политики вам во сне являлись? Например, Путин?
- Не помню.
- Диалоги какие-нибудь с Путиным во сне?
- Нет... нет... Никто из политиков не приходит, так, какие-то отдельные эпизоды.
(Мне показалось, что пациент ощутил некое беспокойство. По-видимому, это не психологическая защита, а политическая, но я попробую быть понастойчивей.)
- А мысленные диалоги с Путиным бывают? Например, вы бы ему сказали так, а он вам так. Ведь вам же не удается встречаться с президентом так часто, как хотелось бы...
- Конечно, поэтому и диалога нет. Если бы был реальный диалог, его можно было продолжить во сне.
(Мой пациент защищается отрицанием, и все-таки я еще сделаю одну попытку.)
- Ну, хорошо. Не диалог, а монолог. Вот был бы рядом Путин, и я бы ему вот что сказал...
- Нет. Чтобы я представлял кого-то рядом - такого не бывает. Если уж и веду внутренний монолог, то сам перед собой. Это мне помогает выступать без бумажки. Я никогда не заглядываю в шпаргалки, никогда своих речей не пишу и потом никуда их не прячу. Это мои собственные оценки того, что происходит.
- А есть кто-то, с кем вы ведете внутренний диалог всю свою жизнь? Кто-то очень важный для вас, кому вы что-то хотите объяснить или доказать. Например, мать, отец или какой-нибудь школьный враг, с которым вы соперничали?
(Мой пациент поперхнулся, резко кашлянул. Это был явно кашель недовольства. Выслушивая меня, он и дальше будет резко и агрессивно покашливать, заранее негативно оценивая то, что я говорю.)
- Нет у меня прямого оппонента, с которым я был бы в диалоге. Я и в детстве многие явления, события оценивал критически. Но в них нельзя выявить конкретного виновника. Холодное, голодное детство, мало игрушек, не было денег на экскурсии. Маму свою, что ли, в этом обвинять? Но у нее не было денег. Родственников? Ну да, ко всем обращался, не дали. С кем тут может быть диалог?
(Мой пациент испытывает чувство обиды на родственников.)
- Получается, что ваш главный конфликт детства - это вечный недостаток, неудовлетворенность запросов и зависть к тем, у кого это есть?
- Я никогда не завидовал и никому не мстил. Это один из моих плюсов. Ну и что, что у кого-то шариковые ручки появились, а у меня еще перьевые? Зашел к кому-то домой, а у них горячая вода, которой в моем доме нет. Ну и что? У кого-то стол лучше накрыт, чем у меня, - ну и молодцы.
(Мой пациент постоянно делает психологический перенос на кого-то, кого называет «они», «у них» и т.п. На протя жении всего сеанса он словно вел диалог с кем-то. Но с кем?)
- Выходит, почва для комплекса неполноценности была?
- Почему? У всех разные условия. У одних родители в ЦК КПСС, а я вообще сирота. Я в общежитии, а они в хороших квартирах. (Кто - они?)
- А в классе вы были лидером?
- Общественную работу всегда вешали на меня. В драмкружке предлагали главные роли.
- Вам понравились переживания, которые вызывала сцена?
- Нет. Я, наоборот, отказался от главной роли и выбрал роль гостя на свадьбе, чтобы ничего не делать. А роль Пер Гюнта взял другой мальчик. Мне не понравилось, что нужно было заучивать чужую роль.
- Если бы вы вовремя сориентировались в детстве, пошли бы на сцену - вы смогли бы стать великолепным актером. Если бы так случилось, интересно, стали бы вы политиком?
- Меня на сцену никогда не тянуло. Но если бы так произошло, то, может быть, сыграл бы несколько хороших ролей. Даже лучше, чем Смоктуновский. В том же «Идиоте» или «Берегись автомобиля», где он машины воровал.
(Мой пациент утаил, что снялся в одной комедии, где сыграл главную роль.)
- Из Голливуда вам никогда не звонили?
- Нет. Бывали какие-то заграничные актеры. Их здесь спрашивали, с кем бы они хотели встретиться. И они называли меня. Потому что больше никого не знают. Один раз был у меня Джек Николсон, он даже шляпу подарил. Тайсон как-то заезжал...
- Я чувствую противоречие. Вы говорите, что сцена вам не интересна, но вы явно куражитесь от внимания аудитории.
- Это заблуждение. Все так думают. Я пришел в политику потому, что меня просили. Я сам не пробивался.
- Есть такое интересное психологическое явление, как телеэфиромания. (Об этом мы говорили с анонимным телеведущим в прошлом номере. - «АН».) Если телеведущего отстраняют от эфира, то он начинает страдать от абстинентного синдрома, вызванного нехваткой телеэфира. Возникают депрессии, потому что для него телеэфир - это наркотик.
(Мой пациент затем резко, громко и агрессивно меня перебивает.)
- А у меня нет этого. Я бы с удовольствием отдохнул.
- Начинается пустота, тревога без общения с телеаудиторией.
(Мой пациент опять агрессивно меня перебивает.)
- Не-е-ет. С удовольствием бы отдохнул.
- Вы сейчас с кем говорите, со мной или с кем-то другим?
- Отвечаю на ваш вопрос.
- Вы чувствуете, что перед вами сижу именно я? Или кто-то, перед кем необходимо выразить свою точку зрения? Вы сейчас со мной говорите, а не с народом?
- Естественно, но большой разницы для меня нет. Придет тридцать человек сюда - я с ними также поговорю. И на миллионном митинге тоже. Единственная разница - чем больше людей, тем больше приходится тратить эмоций.
- Какой вы на самом деле, когда не общаетесь с прессой, публикой, избирателями?
- Тихий. Спокойный. Как говорится - ничего особенного. Я таким был до восемьдесят девятого года.
(Мой пациент взял в руки тасфик - мусульманские четки.)
- Я вижу у вас в руках тасфик. Почему он у вас?
- Просто так. Как-то в Турции мне его подарили на память. Иногда кручу в руках. Безо всякого умысла - не по религиозным причинам и не для того, чтобы успокоить нервы. Ничего такого, что бы вы хотели во мне выявить.
(Защита отрицанием.)
- Журналисты вас обожают. За что?
- За откровенность. Я не выдумываю что-то, я не пытаюсь вспомнить, как надо сказать. Я не создаю образ. Людям нравится моя естественность.
(Действительно, мой пациент умеет производить впечатление непосредственного человека. Но та ли эта откровенность? Умение говорить правду в нужное время и нужной дозировке - это особый прием манипуляции моего талантливого пациента.)
- Вы являетесь носителем уникального феномена - феномена обаятельной агрессии.
- Потому что я настроен дружелюбно. Я не заряжен идеологией, допустим, нацистов, расистов, коммунистов.
- Вы противоречивы. Вы можете дать одну оценку, через некоторое время - противоположную. Вы многое и любите и одновременно ненавидите.
(Мой пациент опять начал недовольно покашливать. Я понял, что это невербальная форма передачи моим пациентом негативного отношения к происходящему.)
- Приходится делать акцент на разные нюансы. Поэтому в разный момент я даю разные оценки. Здесь нет ни противоречия, ни смены моих взглядов.
- Вы клеймите и ругаете правительство, а в итоге все равно за него.
(Снова недовольный кашель.)
- Это же ваша живость ума и характера. Вы их любите и ненавидите одновременно. Надо так и сказать.
- Трудно это назвать любовью или ненавистью. Например, я вижу негативные моменты, но понимаю, что если сейчас поставить других людей, то будет еще хуже.
- Сущность личности иногда оценивается народом в виде клички. Ваша звучит и ласково, и округленно. В ней слышны талант, гибкость, зажиточность. И в то же время в ней что-то скользкое и сложно движущееся. Как вы думаете, адекватно вас называет народ?
- Вы имеете в виду «Жирик», что ли? Я думаю, в основном это молодежный сленг. Им привычнее называть коротко.
- Вы переживаете по этому поводу?
- Поначалу мне это не нравилось. Да и сейчас не очень. Сокращение фамилии всегда грубо, по-дворовому. Зюганова называют Зюга, Зюган.
- А не могли бы вы назвать клички других политиков?
- Знаю, например, у Ходорковского - Ходор. Это сокращение. Я больше предпочитаю аббревиатуры - ВВЖ, ВВ. У нас Путин тоже ВВ. А так за глаза меня шефом зовут. Я не люблю клички. Ими больше хотят обидеть, чем оценить.
- Вы непредсказуемы сами для себя?
- Это вам я кажусь непредсказуемым. Я всегда знаю ответ на любой вопрос. Только дайте возможность - и я отвечу. Я в себе уверен.
- А что бы мог о вас рассказать ваш сын?
- Наверное, как и любой сын, он устает от ответственности перед родителями. (Агрессивно и небрежно покашливает.) В его возрасте старших уже можно игнорировать. Ему тридцать четыре года. Его, конечно, может раздражать, что он в чем-то вынужден меня слушаться.
- Ваш сын по сравнению с вами более пассивный.
- (Резко перебивает.) Да. Он такой, какой он есть, и он не может быть другим.
- А вы этим довольны?
- Ну а что делать? Это такой психотип. Мне было бы больше по душе, если бы он был более энергичным, более предприимчивым, инициативным. Но от меня тут ничего не зависит.
- Ваша щедрость - она на публику или вы действительно помогаете?
- У меня чистое желание помочь людям. Мы не можем им помочь через законы. (Агрессивный резкий кашель.) Не можем поменять их начальников, изменить ситуацию в стране. Поэтому, если я могу помочь человеку в малом, дать ему что-то, там, тысячу, пятьсот рублей... На какую-то жалобу отреагировать и помочь добиться справедливого решения, - я всегда это делаю. И получать письма с благодарностью мне очень приятно.
- Вы многолики - и актер, и шоумен, и политик - да кто угодно! В ваших апартаментах все работает на избирателя. Даже морозильник с мороженым стоит для детей.
- Из-за этого они меня ненавидят. Именно из-за этого! Я выбиваюсь из их ряда. Из ряда обычного чиновника. Обычного партийного руководителя. Это всех раздражает - и Грызлова, и Зюганова, и Немцова, и Явлинского, и всех остальных.
Но один раз даже Явлинский во время новогоднего вечера в Кремле, когда у него было хорошее настроение, обронил фразу, что, мол, вы талантливый человек.
- И все-таки вы излучаете противоречие. То теплота и ласковость. А потом слышатся жесткие заявления, дескать, смотрите, за мной власть, и я приду и разберусь.
- Это вторичное. Если и звучат какие-то угрозы, то не потому, что я хочу (агрессивно кашлянул) кого-то размазать или стереть в порошок.
- А вам не кажется, что благодаря вам СМИ держат свой рейтинг? Вы им или они вам?
- В определенном смысле есть взаимность. Через СМИ я получаю выход на людей. Даже если петь приходится. Я не певец, но если каждое воскресенье я буду на телеэкране, да еще в лучшее время, то мне это тоже выгодно. Меня увидят лишний раз мои избиратели, которых не интересует политика.
- Бывает, что люди ощущают себя представителем совсем не той профессии, которой зарабатывают на жизнь. Кто вы для себя самого?
- Я чувствую себя юристом, в какой-то степени социологом, философом, гуманитарием...
- Шоуменом...
- (Резко перебивает.) Никогда у меня этого не было, я не вырываю микрофон...
- Вы порой давите своим талантом любого телеведущего? Вы же умеете сказать нужное в нужной ситуации и в нужное время.
- Это одна из причин, из-за которых меня не зовут на многие передачи. Боятся! Они говорят - ты так ответишь на вопрос, что поломаешь передачу, испортишь сценарий. Эта конкуренция всех раздражает, вплоть до Кремля. Мне там прямо сказали, что им со мной некомфортно. Там другой стиль. Тихий, спокойный. Вот Собянин, допустим, Медведев, Иванов - такие им ближе. У меня другой темперамент.
Сорокина меня просто не любила. Ей, может, и хотелось меня позвать, но она всегда нервничала и просила меня меньше выступать. Она задумывала какой-то сценарий, а я своими ответами всегда все ломал. Познер не любит меня приглашать. Он уже выстроил передачу, а я дал совсем другую оценку, остальные ориентируются на мои слова - и все, у него ничего не получается.
- Когда вы боретесь со своими врагами, то не кажется ли вам, что вы с собой боретесь? В вас есть внутри коммунист, которого вы ненавидите?
- Нет. Я же не их ненавижу как носителей идеи. Я их ненавижу за то, что исчез Советский Союз, что они сами его создали и сами же ликвидировали.
(Защита отрицанием.)
Мне так и не удалось сполна почувствовать психику моего пациента и дать ему исчерпывающую оценку. Хотя, казалось бы, он был непосредственным, открыто отвечал на многие вопросы и делился переживаниями. Но, по-видимому, это была «нужная» непосредственность и открытость.
На протяжении всего сеанса я не мог избавиться от чувства противоречия, которое он во мне вызывал. Я почувствовал хроническое душевное одиночество. Его усталость от того, что все его «потребляют». Мне показалось, что основной ценностью жизни моего пациента, его целью и стремлением является, как ни странно, вовсе не политическая власть. Его больше манят переживания публичности (телеэфир, кураж от власти над аудиторией, над эмоциями публики). Именно это привлекает его в политике и является главной энергетической подпиткой моего пациента.