Наш сеанс еще не начался, но я уже чувствую, что еще мгновение, и на меня хлынет большой поток энергоинформации. О чем он?
- Вечную жизнь своими гениальными творениями не купишь, и есть элемент абсурдизма в моем существовании. Когда ты достиг уже каких-то вершин в искусстве и тебя уже окрестили Львом Толстым современной русской драмы, то, будучи в таком авторитете, начинаешь по другому смотреть на Пушкина, Гете, Шекспира, на того же Толстого...
(Мой пациент на протяжении всего сеанса в косвенной и явной форме много раз будет напоминать мне о своей гениальности. Но почему гении так много говорят о ней и оправдываются? - Примечания Рамиля Гарифуллина.)
- Вы верите в эти оценки, а может быть, они не адекватны?
- Верю, ведь я существую уже в этом поле искусства, причем не только на территории России, но и Франции, Германии, Швейцарии. Во Франции меня играют на более высоком уровне, чем в России. Есть объективная оценка. Когда я написал пьесу «Игра в жмурики», то Григорий Горин позвонил мне и сказал, что пять раз прочитал текст. Мол, поэтому зови теперь меня Гриша.
- И все-таки я чувствую в вас некий комплекс неполноценности. Вы все время оправдываетесь и доказываете, что вы гений...
(Резко прерывает и не дает мне окончить.)
- Этим комплексом страдают театральные критики. Они никак не могут принять то, что именно я явил «Игру в жмурики» - пьесу, которая на голову выше всех прочих драматургических шедевров двадцатого века.
(Защита интеллектуализацией. Ведь комплекс он и есть комплекс.)
- Так вы все же уважаете этих критиков и недостаточно уверены в собственной самооценке?
- Уважаете или не уважаете... Оставим такие оценки для убогих. Я не вхожу в реестр. Если я посылаю на х..., это значит, я посылаю на х..., если говорю «привет», значит, я говорю «привет».
(Это было сказано с особой интонацией, мелодикой и специфической эстетикой. Я ощутил, почему многие персонажи его пьес говорят матом.)
- Хорошо, давайте подойдем к вашей гениальности с другой стороны. Есть известная книга моего коллеги Чезаре Ломброзо «Гениальность и помешательство». Все гении - безумцы.
- У меня и с этим все нормально: в психушке побывал. Когда в двадцать четыре года я написал свой первый роман, то родители решили, что я спятил, и поместили меня в институт психиатрии имени Корсакова. Я провел там двадцать дней. До сих пор вспоминаю, как меня окружали сумасшедшие. Кто-то мне пятку чесал, кто-то еще что-то. Там были явно больные люди. Одному приносили шоколад, другому сосиски, и они менялись этим, перебрасывали из угла в угол. Но я вышел из психушки - так что я нормальный человек, на этот счет у меня есть справка. Я даже сессию в том году сдал досрочно.
- Не совсем понимаю, как ваши родители пошли на это?
- Ну мне и самому было любопытно. Ведь Достоевский тоже прошел через эти испытания. У мамы там была знакомая, врач, заведующая отделением. Меня много тестировали и определили, что я имею завышенный интеллектуальный уровень. У меня есть билет о том, что я не сумасшедший. Такой документ мало у кого есть. У меня есть. Так и должно было быть. Отец-то у меня доцент, а мама - преподаватель химии. Все нормально.
- Действительно, это согласуется с теорией Ломброзо о гениальности.
- Когда ты творишь, то творишь в режиме контролируемого сумасшествия. Чтобы получилось гениальное произведение искусства, оно должно быть максимально сумасшедшим. Но при написании контролироваться гениальными и прочными мозгами. Если есть эта балансировка, то их авторы становятся Сальвадором Дали, Шекспиром или Микеланджело.
- А у вас не бывает такого состояния, при котором голоса слышатся, что-то видится?
- Нет. Только когда пишешь пьесу, то ты пронизан всеми голосами мира.
- И что, эти голоса мира реально слышатся?
- Ну, это безумие полное. Я бегаю кроссы два раза в день.
(Далее мой пациент подробно рассказал о своих занятиях боксом, марафоном, голоданием и т.п. Это была защита дезориентацией.)
- Эти ваши внутренние голоса всегда с вами, они вас не покидают?
- Я все время с этими голосами. И когда пишу пьесы, и когда не пишу. Это полное безумие. Если бы другой человек вошел в мои внутренние голоса, то подумал бы, что я в полном безумии.
- Значит, это внутренние голоса, а не внешние, как бывает при некоторых психических заболеваниях?
- Я ведь их контролирую, чтобы они не заявлялись неожиданно. Только шизики такие голоса не могут направить в зону искусства и сделать из этих голосов гениальное произведение. А я могу работать с любым голосом. Они для меня - рабочий материал.
-Вы внушаемый человек, поддаетесь гипнозу?
- У меня высокий дар перевоплощения. Я легко перевоплощаюсь в свои персонажи.
- В вашей пьесе «Игра в жмурики» впервые в русской драматургии зазвучал мат, причем на протяжении всей пьесы. Что это было: крик души, эпатаж, желание быть услышанным? Ведь тот, кто вам рассказал эту историю, не матом ее рассказывал?
- История рассказчика - это его история, а я пишу свою историю. Мат, если он уместен, то всегда помогает. Наш солдат гнал немца на священном мате.
- И все-таки, на каком этапе написания пьесы возник мат?
- Возник самопроизвольно. У меня нет нарочитого абсурдизма, а есть история любви, шекспировский глобализм, проникновение в мир. Мой абсурдизм не высосан из пальца, он живой. Игровой мат в моих пьесах лежит в характере персонажа. Благодаря этому персонаж становится более выпуклым. Я не пишу пьесу фразами, а пишу ее персонажами.
- Актеры не жалуются на то, что места с матом трудно играть?
- Все наоборот. Они говорят, что просто летают от этих слов.
- Получается, что можно много раз повторять красивые и одухотворенные слова и вульгаризировать их настолько, что они будут тождественны мату. И наоборот - красиво крыть матом и это будет духовно?
- Конечно. Мат - это серьезно. Ведь он употребляется в критический момент. Мат конкретен. Человек испытывает неловкость и напряжение, когда попадает в ситуацию мата. Это всегда моральная ответственность. Поэтому мат должен быть к месту. Мат для меня - это всегда выход из положения, рождение образа, если мы эмоционально переживаем эту тупиковую ситуацию. Таким образом я стараюсь уничтожить «хаосный дьяволизм» эпохи. Я - художник-воин.
В то же время пьеса пишется «женским началом», ты перевоплощаешься. Но анализ делается «самцовым началом». Я мужчина, но вхожу в женщину, растворяюсь в ней. Отсюда глобальные пьесы о любви, о мире.
(Согласно Юнгу, мой пациент таким образом в процессе творчества возбуждает в себе архетип анимы - женскую часть в мужской психике.)
-Вы в детстве и по жизни часто ругались матом?
- Если надо ругаться матом, то я ругаюсь. В детстве я жил в очень матерной среде. У меня в Чимкенте первый друг был бандитом.
(Мой пациент на протяжении всего сеанса много раз упоминал о своих авторитетных знакомых, друзьях, родственниках.)
- Для более эффективной психотерапии пациенту действительно полезно выговаривать то, что хочется сказать и выразить. В моем кабинете во время этого упражнения часто звучит мат. Но это «тет-а-тет» в кабинете психотерапевта. У вас же это имеет место при большой аудитории. Будет ли в этом случае эффективной психотерапия матом?
- Вы правы - именно в этом смысл большого искусства.
- Психоаналитическая практика показывает, что большинство мужчин и женщин видят абсурдные сновидения, в которых имеют близость с матерями, отцами, братьями и т.п. Многие пациенты приходят в ужас от таких сновидений и выговаривают со страхом то, что было во сне. Продолжайте...
- У Фрейда мат рассматривается как эдипов комплекс, как некая память, как некое беспам ятство о том, откуда ты взялся. Человек может входить в физическое отношение с матерью только в состоянии беспамятства. В этом и состоит вся ложность психологии сегодняшнего дня, практически ушедшая в патологию. И ни в одном языке нет такого возвращения в память прошлого, как с помощью русского мата. Поэтому русский мат не патологичен. Русский человек идет через него бессознательно к осмыслению себя. Русский мат всегда произносится как некое самоочищение, покаяние, напоминание матери, которая роднит друг c другом. Мат - это очень сильное образное русское слово. Что такое мат? С одной стороны, тупик, с другой - победа.
Объективная реальность - основание всего - опора, в которой ничего изменить невозможно. И по отношению к мату - мат уже не мат. И есть выражение: «ругает на чем свет стоит».
Мат - это очень серьезная вещь. О серьезности его говорит тот критический момент, в котором он употребляется. Мат, конечно, и вульгаризируется как оскорбление, но это идет от непонимания мата как принципа. Мат очень скуп на выражения, но это возвышенное, емкое понятие, несущее в себе математические критерии - выругаться трех-, семиэтажным матом. Мат - это всегда мера ответственности, очень большая, в том числе и моральная, поэтому мат всегда должен быть к месту. И в принципе мат лежит как бы в области молчания, этого сакрального действия; его можно и не озвучивать, но всем своим видом обругать. За что обругать? За безвыходное положение, до которого человек сам себя довел в силу своей необразованности. И мат дает подсказку - чего тебе не хватает. Если тебе говорят: «Пошел на х...» - значит, тебе не хватает творческого начала и тебе надо оплодотвориться. Или: «Пошел в пи...» - у тебя нет женского начала и тебе надо просто уметь перевоплощаться. И мат всегда нравоучителен - он подсказка выхода из лжи.
- Не могли бы вы рассказать какое-либо сновидение?
- Ну вот последний сон. Я в каком-то коралловом царстве, и пытаюсь из него выплыть. Кораллы цепляются, ты хочешь сквозь них продраться, но они даются нелегко. Хотя ты все же выпутываешься из них. Они дают какую-то энергию: в соприкосновении с ними можно дышать под водой. В то же время хочется выпутаться, несмотря на то что там красиво и кораллы дают тебе жизнь, дают возможность жить под водой, наслаждаться этим миром. Тем не менее ты хочешь выскочить на поверхность, где солнце, где тучи, гром, молнии! Такой вот парадокс: с одной стороны, прекрасный подводный мир, с другой - хочешь выйти на абсолютный свет.
(Это невротическое сновидение, и за ним кроется хронический душевный конфликт моего пациента.)
- Кораллы - это часть вас? С чем они связаны?
- Со всем миром. Какой есть. Он тоже красив. Кораллы воплощают все проблемы мира. С одной стороны, в них красота мира, сама жизнь. Но есть и обратная сторона. Ты съедаешь эту пищу, часть ее остается тебе. Часть выбрасывается в виде дерьма. Уж так устроено.
- Вас подпитывает дерьмо мировых проблем - это и есть ваши кораллы. Но одновременно вы хотите из них выныривать, чтобы творить истину в своих пьесах?
- Ну да, видеть абсолютную божественность мира. Такая блажь - соединиться с космическим совершенством мира.
- Потом вы опять спускаетесь к кораллам, но уже на новой основе?
- На новом уровне познания, потому что каждая пьеса меня развивает, усиливает. Скажем, последняя - «Рублевское сафари на х».
- А не могли бы вы вкратце рассказать ее содержание? Это было бы забавно - как драматург рассказывает кратко о своей пьесе.
(Задаю это задание с целью извлечь какие-либо психологические характеристики моего пациента. В процессе анализа сновидений выяснилось, что отторжение - это несвобода моего пациента, от которой он зависит и подпитывается. В то же время он желает от нее избавиться. Мой пациент осознает, что в несвободе прекрасно и комфортно, но он стремится к абсолютной истине, достичь которую можно, лишь «вынырнув» в абсолютный мир. Наслаждение истиной для моего пациента как глоток воздуха. Это другое качество его жизни. Возможно, это те гениальные пьесы, за которыми мой пациент иногда выныривает, а потом вновь опускается в комфорт несвободы.)
- Ну тогда слушайте. В пьесе два олигарха-гомосексуалиста. Один - владелец нефтяной трубы, другой - газовой. Они себя плохо чувствуют, если кого-нибудь не «мочат», и тогда приглашают к себе девочек. В пьесе они пригласили Свету - гимнастку и заставляют ее глотать алмазы. Ее тошнит. В пьесе есть и еще один персонаж - Петр, который развлекается с лошадьми на конюшне. Его приглашают помочь. Но Света оказывается не гимнасткой, а каратисточкой. Короче, она их «мочит». Типа Тарантино.
(Без комментариев.)
- Вы, наверное, спите с улыбкой на лице, так как всю энергию агрессии выговариваете через мат в течение дня?
- Нет. Бывает бессонница. У меня такой режим - только в три часа ночи засыпаю, потом до двенадцати сплю. А ночью иногда кричу матом, дерусь с кем-нибудь. Бросаю копья, кинжалы.
- Еще какой-нибудь сон расскажите.
- Сны у меня часто связаны с серфингом - катание в горах с лавины. Я часто забираюсь на гору, скатываюсь на лавине и всегда пытаюсь из нее выпрыгнуть.
(В процессе анализа данного сновидения выяснилось, что это сон о чрезмерной осторожности, большой способности моего пациента подстраховываться везде и во всем, контролировать ситуацию. Это сновидение о страхе любого неожиданного явления. Мой пациент старается избегать форс-мажоров и любит режим, порядок, предсказуе мость со стороны внешнего мира. При этом обожает свою внутреннюю спонтанность, непредсказуемость, безумство, которые его истощают, но благодаря им возникают плоды творчества.)
- Вы повторяете судьбу Михаила Булгакова. Ваши пьесы - это некий агрессивный диалог с вашими врагами. Кто они? Я почувствовал в ваших пьесах агрессию на лиц нетрадиционной ориентации.
(Задаю этот вопрос, так как в процессе психоанализа пьес моего пациента удалось выяснить, что они преимущественно написаны на энергии мортидо, то есть на агрессивной энергетике. По-видимому, именно она подсознательно привела его к тому, что он вложил в уста своих персонажей мат.)
- Наверное, так. Ситуация гнилая, ее надо лечить. Но ситуацию задает личность, и ты волей-неволей нападаешь на личность. Тут деваться некуда. Пусть они будут, пусть занимаются своими нетрадиционными делами. Но не «кучкуйтесь» в творческие мафии на основе свой принадлежности к нетрадиционной ориентации! Это плохо!
- Я чувствую, что у вас нет скрытой формы мании величия.
- Мой талант уже настолько грандиозен, что я могу рассказать, как пишу пьесы. То есть не скрываю своей кухни. Потому что понимаю - это нужно людям. Я не пишу пьесы очень часто. Раз в год, раз в два года.
(Я почувствовал детскую непосредственность моего пациента. Что это - мания величия? По-видимому, нет. Это нечто иное. Но почему все было произнесено безо всякой иронии? Чаще приходится сталкиваться со скрытой манией величия, когда пациент защищается обратным чувством, и чем больше он показывает свою скромность в выражениях, тем больше я убеждался в явной мании величия. А тут мой пациент заявляет, что он грандиозен. Скорее всего, это прием искусственного самоподбадривания, без которого творить уже невозможно.)
- И все-таки я чувствую, что у вас нет удовлетворения в плане признания.
- Дорогие друзья! Если меня не ставят, есть DVD, есть большое авангардное кино. Я по Интернету пру, известен в Европе. Моя фамилия там везде гуляет. В крупнейших магазинах Франции продаются мои диски, а пьесы говорят на многих языках мира. И даже здесь уже все враги поняли, что Волохов их всех...
Я почувствовал, что мой пациент постоянно подкупал меня своей открытостью и непосредственностью. Иногда у него был смех с оттенком агрессии. Безусловно, он дьявольски талантлив.
Дальнейший психоанализ показал, что агрессия моего пациента, выраженная в его пьесах, - это недовольство эпохой постмодерна, благодаря которой все стирается, рассеивается, смешивается, теряет свою изначальную сущность, и не только половую. У моего пациента пониженная толерантность к постмодерну. Отсюда враги и агрессия. Например, театр перестал быть тем, чем был, он умер, и мой пациент, сам того не замечая, ставит на нем точку. Теперь театр нечто иное - это психотерапевтический салон, развивающийся согласно технике психодрамы, в которой может звучать все, что порой звучит в кабинете психолога, лишь бы это способствовало оздоровлению зрителей.