Я хочу рассказать о своем дедушке Александре Даниловиче Григорьеве, участнике Великой Отечественной войны, который усыновил немецкого мальчика-сироту в освобожденном Берлине. Дедушка родился в 1909 году, умер в 2001-м, а его документы, письма и воспоминания наша семья бережно хранит как самую ценную реликвию.
В 1930 году (ему тогда был 21 год) его призвали в Красную армию. После трех лет службы он вернулся домой, в Уфу. Вместе с отцом Данилой Васильевичем работал мастером-кондитером на фабрике «Башкондитер». Трудился по призванию, дело свое любил и дорожил им.
Но начались репрессии. В 1937 году Данилу Васильевича арестовали по статье «Контрреволюционная агитация и пропаганда» и осудили на 10 лет тюрьмы (Через несколько лет он скончается от болезни.).
Александр Данилович понял, что ждать нельзя – могут забрать и других членов семьи. Вместе с молодой женой Марией он уехал в город Абакан (Хакасия). 29 мая 1941 года его призвали на военную переподготовку. А меньше чем через месяц страну потрясла страшная весть: война. Даже попрощаться с близкими он не смог, оттуда и забрали на фронт.
В первые недели войны попал на передовую и уже 17 августа получил тяжелое ранение в лицо. Больше двух месяцев хирурги и медсестры боролись за его жизнь.После госпиталя – снова на фронт. Теперь на защиту Москвы в составе 442-го артиллерийского полка. Участвовал в боях с октября 1941 по январь 1942-го. Отстояли наши воины столицу, и полк двинулся дальше.
В апреле 1943-го опять ранение. И опять после госпиталя Александр Данилович возвращается в строй.В 1944-м его перевели на 1-й Украинский фронт, в 237-ю стрелковую дивизию 38-й армии. До Победы оставался целый год, но его письма домой уже были полны уверенности: вот-вот, и война кончится. 38-я армия освобождает Воронеж, Киев, Львов, Одессу, Кишинев... Потом, уже в частях 4-го Украинского фронта, Григорьев участвует в освобождении городов Чехии и Польши.
И вот, наконец, Германия. На одной из заброшенных улиц бойцы полка нашли испуганного немецкого мальчикалет десяти. Голодный, грязный, в оборванной одежде, по-русски, конечно, ни слова сказать не может. Накормили, оде-ли, отогрели, как могли. И стал немецкий мальчик сыном советского полка. В то время старшина Григорьев уже был поваром (назначили, узнав о его мирной профессии). Мальчик, как мог, помогал ему. И солдат так привязался к хлопчику, что подал в штаб рапорт с просьбой об усыновлении найденыша.Ему пообещали, что вопрос решат положительно. Старшина радовался: домой поедет не один!
9 мая 1945 года. Победа!
Александр Григорьев встретил этот радостный день в Берлине. Советское правительство распорядилось снабжать продовольствием жителей Берлина. Выполнять задачу поручили начальнику тыла Красной ар- мии генералу А. В. Хрулеву. Ну а с его уровня приказ дошел до поваров, в том числе и до старшины Григорьева. Работы прибавилось. Как всегда, помогал приемный сын. Да, сын! Потому что документы, как и обещали, старшине оформили по всей форме.
У разоренных войной берлинцев не хватало даже посуды. Вместо кастрюль использовали брошенные каски своих солдат – этого добра хватало… Сын Григорьева узнавал, где живут старики и маленькие дети, и носил им кашу да суп.
Однажды он отправился в очередной «рейс». Только обратно задержался. Минул час, другой… Солдаты пошли его искать. Нашли. Он лежал убитым. Рядом валялась каска, еда разлилась по земле… У какой нечисти не дрогнула рука? Много смертей видел Александр Данилович на войне, но это потрясла его больше всего. Мальчика похоронили, а вместе с ним и частичку сердца старшины Григорьева.
В Берлине он служил до октября 1945-го. И вот, наконец, известие: «Едем домой!» На станции перед посадкойв эшелон солдат построили и приказали показать, что везут (досматривали, чтобы не брали с собой оружие или еще что-нибудь неположенное).
У Александра Григорьева в походном чемодане лежали кое-что из белья, моток ниток для жены и красивая новая кукла – подарок дочке, которую он еще ни разу не видел. Она родилась в 1942 году. Думал старшина, что будет унее немецкий братик – да вотне вышло…
Настоящее былое
Былое будто бы заброшено,
Золой забвенья запорошено,
Но в нём пророческая алость,
И в нас оно затаено.
Не потому ли так
непрошено
Мы переигрываем прошлое,
Чтобы таким оно считалось,
Каким и быть оно должно.
Б. ДУБРОВИН