Александр Викторович ЗБРУЕВ долго не соглашался на интервью. Говорил, что в связи с юбилеем многие приглашают о жизни рассказать. А судьбу не переиначишь… Вроде в 75 лет пора подводить итоги, да и лучшие роли в театре и кино уже сыграны. Всё есть: и звания, и награды. Он народный артист РСФСР. Имеет ордена: Почёта, «За заслуги перед Отечеством» (IV степени), получил Государственную премию России за «Шута Балакирева», премию Станиславского за роль в спектакле «Ва-банк». Более 70 ролей в кино. Несколько десятков в театре.
Как говорится, актёр прошёл огонь, воду и медные трубы – можно либо заскучать, либо «зазвездиться». Но Збруев и теперь, в свои 75, – красив, молод, полон оптимизма и творческих сил. Ему ещё есть что сказать зрителю. И не только в любимом Театре Ленком, в котором он служит около полувека, но и в кино.
- Александр Викторович, с кем вы мысленно разговариваете, когда нужно принимать важные решения? Есть ли у вас авторитеты, которым вы доверяете?
– Обычно разговариваю сам с собой. Более того, даже вслух себя иногда спрашиваю. Сам и отвечаю. Кто-то подумает: человек разговаривает вслух, значит, у него – шизофрения, какая-то ненормальность. Нет. Люди делают так в здравом уме. Просто человек озвучивает то, о чём думает. Произносит то, что его волнует. Это способ лучше услышать свой вопрос. И себя!
– А если разговор с самим собой не помогает?
– Жизнь и правда ставит перед тобой задачки по разгадке серьёзных ребусов. Не знаешь порой, с какой стороны подойти, за какой из них взяться. Тогда обращаюсь к самым родным и близким людям.
Но всё равно чаще полагаюсь на собственную интуицию, если вопрос не поддаётся логическому объяснению. Поступаю так, как подсказывают душа, сердце.
Эти ребусы не разгаданы в моей биографии. Я рассказывал её уже с десяток раз. Сколько можно?
– Оставим биографию в покое. Поговорим о другом. О вашей дочери Наташе. Вы говорили, она нежна, ранима. И впечатлительна.
– Ранима…
– А дочь Татьяна тоже ранима?
– (Пауза.) Я на личные темы не очень люблю говорить.
– О Наташе сказали, а о Тане? Два слова. Какая она?
– У всех людей, у каждого человека существуют проблемы, которые он силится решить. А проблема – это его рана. Неранимых людей нет. Тот, кто думает, размышляет, кто хоть что-то соображает в жизни, тот обязательно раним.
– Вы дружны с обеими дочками?
– Да.
– Как-то вы сами признавались, что думаете о любовных треугольниках. Даже Тургенев, Бунин и Пастернак не избежали этой участи. Это сущность мужской натуры. Как сегодня обустроена ваша жизнь?
– Так же. Да, я говорил, что отрицать любовные треугольники – это ханжество. И моя жизнь обустроена сегодня так же, как и была. Так будет всегда.
– А жизненные приоритеты как выстраиваете? Что стоит на первом месте: дом, семья, работа? Или что-то другое.
– Приоритет один. Творчество. Творчество – это и семья. Творчество – это и любовь. Творчество – это любимая профессия.
– Из чего соткан уют вашего дома? Наверняка не из запаха пирожков. Это в актёрской среде не главное.
– Главное – это покой. Сейчас, к примеру, меня зовут отобедать.
– Тогда перейдём на «игровое» поле. Чьё имя в профессии вам кажется авторитетным?
– Для меня авторитетны те люди, кто со мной работает. И те, которых мы уже потеряли. Авторитетными считаю людей, которых я встречал в самом начале пути в Театре Ленком. Это Владимир Соловьёв, Александр Пелевин, Софья Гиацинтова, Валентина Серова. И Анатолий Эфрос для меня был величиной, который привёл в наш театр ещё и свою любимую команду актёров. Почитаемы мной все те актёры, с которыми я работал в театре как с партнёрами.
Для меня было важно даже соприкосновение с теми актёрами, которые, увы, оставили этот мир. С бо-о-ольшими актёрами!
– Ощущаете нехватку физически, морально?
– Да. По ушедшему Олегу Ивановичу Янковскому, Евгению Павловичу Леонову, Татьяне Ивановне Пельтцер… Невосполнимую.
– А с Марком Анатольевичем Захаровым вы находитесь на одной волне? Или иногда кошка пробегает?
– Я получаю удовольствие от работы с художественным руководителем Ленкома. Он всегда предлагает то, чего не ожидаешь. Всегда какой-то секрет припасёт в подаче сценического материала. Его хочется открыть вместе с ним для зрителя.
– Почему вы не называете западных актёров? Нет разве среди них авторитетных?
– Вы просто меня прервали. Конечно же, авторитетны многие актёры и режиссёры западного кино, которые преуспели в профессии и создали галерею потрясающих фильмов. Из актёров назвал бы Дастина Хоффмана и Аль Пачино. Безусловно – Де Ниро и Джек Николсон.
– Это люди вашего поколения. Мощные, энергетичные. Своё слово в театральном искусстве и кино они сказали.
– Вероятно, так. Благодаря им создано лучшее голливудское кино. Они очень талантливы, сделали огромное количество творческих открытий. Взять хотя бы такие фильмы, как «Однажды в Америке», «Человек дождя», «Влюблённые». Или «Пролетая над гнездом кукушки».
– Всю жизнь вы «прожили» в Ленкоме. Не хотелось обновления? Или лучшее и в самом деле – враг хорошего?
– Я не знаю, какой театр сегодня может быть лучше нашего. Ленком – это мой театр, я в нём служу не один десяток лет. Можно сказать, врос в него.
– Были попытки заниматься режиссурой в театре или в кино?
– Желания были. Но каждый должен заниматься своим делом. Режиссура – великая профессия. Как и актёрская профессия – это болезнь. Этим нужно болеть по-настоящему. Иначе – тебя сочтут профаном. И в той и в этой профессии ты – с группой людей должен рассказать о взаимоотношениях друг с другом, о взаимоотношениях с миром.
– Михаил Боярский сказал интересную вещь: между актёром и залом «должна быть леска натяжения». Если её нет, то театральное действо – пусто. Через какие рецепторы вы чувствуете зрителя?
–Об этом ощущении не расскажешь. Это энергия, которая посылается в зрительный зал. Что-то должно вернуться тебе обратно. Когда это происходит, начинаешь вместе дышать. Зал тебя понимает. Результатом необязательно могут быть аплодисменты. Это может быть тишина.
– Говорят, на сцене вы позволяете себе импровизации. Но партнёры разные, их характеры – разные. Например, такой консерватор, как Леонид Броневой… Он, наверное, теряется? Это ему не нравится?
– Он вовсе не консерватор. Он живой человек, талантливый. Когда идёт импровизация, это самое интересное, что может быть на сцене.
– Кто-то говорит, что Ленком – театр одного поколения. В нём служили актёры, которые всего добились: и званий, и славы, и почитания. Но вот ушли Александр Абдулов, Олег Янковский. Разве можно их кем-то заменить?
– Это правда, заменить нельзя. В Театре сатиры нельзя было заменить Андрюшу Миронова. В Театре сатиры нельзя было заменить Папанова.
В нашем театре нельзя было заменить и Евгения Павловича Леонова, Татьяну Пельтцер, Янковского, Абдулова… Но жизнь идёт. Продолжается. Театр никогда не умрёт. Уже выросло новое поколение актёров. Да и среднее поколение – замечательное.
– Кого назовёте?
– Инна Чурикова, Виктор Раков, Лазарев Александр. Дима Певцов, Антон Шагин, Саша Захарова.
– А соперничество, конкуренция, зависть между вами существуют?
– Насчёт зависти я вам ничего говорить не могу. Наоборот, у нас – все работают взявшись за руки. Делаем своё общее дело.
– Теперь перейду к кино. Ваше отношение к современному кино.
– Думаю, что сегодня кино у нас практически нет. В том виде, в котором его нужно видеть.
– А предложений сниматься в кино много?
– Раньше было очень много. Но у меня уже определённый возраст, для которого не так много ролей. Но предлагают. Я что-то смотрю, читаю.
– Ещё несколько вопросов. Вы всего достигли. Выше – уже потолок. Не хочется уйти в монастырь от обыденности, от бренного?
– Нет. Не хочется.
– Современные технологии что-то дают театру или прежде всего важна личность?
– Важно – актёр на сцене.
– Когда во время спектакля в зале раздаётся телефонный звонок, что делаете? Чем-нибудь швыряетесь?
– Реагирую ужасно. Понимаю, что наша культура далека от истинной.
– У вас уникальное генеалогическое древо, ведущее своими корнями чуть ли не к Петру Первому. Не ощущаете своего превосходства над всеми остальными?
– Я живу среди людей. Тем – что есть сегодня. Или прошлым. Вот и всё.
– Перед выходом на сцену вы…
– …и плююсь, и стучу по дереву. Могу и перекреститься.
– Вы признались как-то, что внутри присутствует творческая неудовлетворённость. Почему?
– Человек не может всего сделать. Главное, чтобы я чего-то желал, и жизнь была интересной.
– Дай бог вам счастья, здоровья. Успехов. И всего самого хорошего! Идите отобедайте! Вас заждались.
– Спасибо!