Непродуктивно, однако, рассматривать приватизацию сквозь нравственный кристалл. Те, у кого не было возможности взять, не могут судить тех, у кого такая возможность была. Так как недоказуемо, что, появись такая возможность у них, они не поступили бы точно так же. Не надо было создавать возможности...
В конечном счете, за приватизацией и многими другими спорными решениями 90-х годов стоит драматическое непонимание природы советской экономики. Критики советского режима стали жертвами советской же пропаганды. Даже сегодня никто не сомневается, что в СССР существовала особая, ни на что не похожая «социалистическая» собственность, являющаяся антиподом капиталистической и вообще частной собственности. На этом противопоставлении строилась вся философия реформ. Но в действительности никакой особой «социалистической» собственности у нас никогда не было. А был государственный капитализм с одним существенным уточнением - государство являлось в нашей экономике единственным капиталистом. Оно было монопольным инвестором, предпринимателем и управляющим корпорацией под брендом «СССР».
«Социалистическая» форма собственности на деле оказалась мифом, иллюзией, пропагандой. Октябрьская революция, какими бы лозунгами она ни оперировала, в действительности дала толчок развитию капитализма в России, что постфактум доказывается осуществленной в стране индустриализацией. Она кровавым и бандитским способом решила проблему многоукладности российской экономики, уничтожив практически все архаичные формы хозяйства и прежде всего вытоптав поле патриархальной земельной собственности, положив конец существованию русского крестьянства.
Другой вопрос - чем она засеяла это поле? Это был выморочный капитализм; капитализм без буржуазии, роль которой взяло на себя чиновничество; капитализм без крестьянства, превращенного в сельский пролетариат на государственных агрофирмах; капитализм без среднего класса, замещенного российской интеллигенцией. И тем не менее это было современное капиталистическое предприятие, оказавшееся способным меньше чем за столетие преобразить страну и создать мощную промышленную базу.
Система государственного капитализма в России проделала за долгие годы своего существования огромную эволюцию. В рамках этой эволюции можно отчетливо разглядеть две тенденции: тенденцию к загниванию и тенденцию к перерождению. Загнивание стало следствием монополизации, которая превратилась в главный тормоз экономического развития. Перерождение затронуло прежде всего «капитанов» советской экономики, которые, действуя от имени государства, все чаще стали преследовать свои частные (личные и ведомственные) интересы. Ведомственная разобщенность шла рука об руку с фактической приватизацией, в рамках которой советский менеджмент постоянно переходил ту тонкую грань, которая отделяет управление государственной собственностью от управления своей частной собственностью. И чем чаще ему напоминали о существовании этой грани, тем больше росло раздражение против режима, подготовлявшее будущий переворот. К концу 70-х советская экономика сама, без всякого постороннего вмешательства, только следуя логике собственной эволюции, созрела для «разгосударствления». Развитие системы хозрасчета подходило к своему логическому концу, где за ленточкой финиша уже маячили очертания приватизации.
Экономическая революция, заслугу осуществления которой сегодня приписывают себе все кому не лень, - это миф. Новые экономические отношения вызрели в недрах советской экономики, и заслуга реформаторов состоит лишь в том, что они сняли сухую кожуру с поспевшего плода. Но, ослепленные самомнением, реформаторы вместо того, чтобы обойтись с плодом бережно, употребив его по назначению, стали кромсать его ножом, пытаясь придать ему форму, рекомендованную учебником по экономике для студентов старших курсов среднего американского университета.
Не приватизация, а демонополизация экономики была главной экономической проблемой. Нужно было найти способ воссоздать конкуренцию на внутреннем рынке, двигаясь от государственного капитализма к современному капитализму крупных публичных корпораций. Приватизация, конечно, в этом случае тоже могла иметь место. Но у нее должны были быть не основные, а вспомогательные функции. Прежде всего она была призвана разгрузить государство от ответственности за функционирование потребительского рынка. Об ускоренной приватизации флагманов экономики, как раз и составлявших в России костяк капиталистического производства, не могло быть и речи. Была допущена исключительная в своей глупости ошибка. Поставив задачу построить в России капитализм, стратеги приватизации первым делом снесли ту самую экономику, которая уже была по своей природе капиталистической.
Фактически бесплатная приватизация отдала государственную собственность в руки тех, кто был готов к присвоению «социалистических» активов, но не был готов к управлению капиталистическим производством. В доме стали распоряжаться случайные наследники. В экономике России возобладал торговый капитал, то есть по сути докапиталистическая форма хозяйствования. Стержнем экономической жизни стало не производство, а перепродажа активов, которые нужно получить в свое распоряжение на внутреннем рынке как можно дешевле, а продать на внешнем как можно дороже.
Поразительно, что именно монополизация, которая была ахиллесовой пятой советской экономики, пострадала меньше всего. Изменился только субъект монополистической деятельности. Раньше это был иерархически организованный единый государственный трест. Сегодня это своеобразный «консорциум основных пользователей национальными ресурсами», конгломерат олигархических вертикально интегрированных отраслевых структур, связанных сложной системой зависимостей с остающимся в тени, но не ушедшим в сторону государством. «Социалистический» застой сменился воровским застоем.
Чтобы описать нашу послеприватизационную жизнь, достаточно одного слова: «Воруют!» И это будет продолжаться до тех пор, пока не «доприватизируют» последнее. В одном анекдоте посетитель, стоя у закрытого зоопарка, спрашивает сторожа: «В чем дело?» «Слон умер», - отвечает служитель. «А остальные звери что, соболезнуют?» - интересуется гость. «Нет, - отвечает сторож. - Едят». «Не трогайте приватизацию, это святое», - говорят нам защитники общественной стабильности. Но тронуть придется, иначе слона съедят целиком, даже хоронить будет некого...
ОПРОС ПО ТЕМЕ
Что вы сделали со своим ваучером?
Спросили мы граждан у Дома правительства РФ
Владимир Кучеренко, 54 года, адвокат, г. Краснодар:
- То, что вся эта афера с ваучерами - явное надувательство, я понял сразу. И никуда с этой бумажкой не совался. Ваучер долго служил закладкой для книг: сначала мне, потом моей дочери. Он, вероятно, до сих пор лежит в каком-нибудь романе или в юридической брошюре... Искать его я не буду - библиотека у меня большая, да и нет в этом никакого смысла. Может быть, внук, когда подрастет, его обнаружит. Вот, наверное, удивится, когда увидит эту бумаженцию и узнает, что это такое!
Любовь Зенина, 39 лет, торговый менеджер, г. Воронеж:
- О, я его очень удачно продала соседу! Он человек азартный. Скупал, причем за хорошие деньги (точную сумму, правда, не помню) ваучеры у всех, кто готов был их продать. Накупил штук сто, не меньше. Вложил куда-то, в какой-то фонд, что ли... Дивиденды получал потом - грошовые. До сих пор он зубами скрипит и плюется. А я, помнится, на вырученные деньги купила свой первый импортный утюг. Можете не верить, но он до сих пор фурычит! Так что хоть что-то материальное я от приватизации получила.
Андрей Золотарев, 43 года, редактор издательства, г. Томск:
- Честное слово, не помню. То ли жена его куда-то вложила вместе со своим - она у меня женщина шебутная. То ли он потерялся... А может быть, его у меня свистнули? Ну не помню! Знаю только, что он как будто испарился и ни копейки я с приватизации не получил. А вообще, по правильному, на Чубайса в суд надо подать. Обещал «Волгу»? Выполняй обещание! А то одни на яхтах за 500 млн. катаются, а основная масса народа и на велосипед денег не имеет.