«АН» продолжают публикацию цикла статей, посвящённых цепочке научных открытий доктора биологических наук Валерия Зюганова, которая привела его к созданию эликсира «Леюрус Арктика плюс» (согласно ст. 25 ФЗ «О рекламе», «Леюрус Арктика плюс» не является лекарственным средством).
РАНЕЕ («АН» №35, 36, 37) мы начали рассказывать о долгой истории научного конфликта Алексея Яблокова с Валерием Зюгановым во время их совместной работы в Лаборатории постнатального онтогенеза Института биологии развития (ИБР) АН СССР.
Травля ученика. Первая кошка
Первая кошка между шефом и ст. лаборантом Зюгановым пробежала на 5-й год пребывания последнего в лаборатории. Ученик завершил цикл экспериментальных работ по генетическим основам быстрой эволюции морских рыб в пресноводных водоёмах и попросил шефа помочь с публикацией фундаментального труда в международном журнале.
– Алексей Владимирович, может, дадите рекомендацию – результаты получились потрясающие, надо публиковать на Западе, это же престиж лаборатории.
– Слушай, отпрыгни, а? У меня на носу выборы в членкоры АН, а ты со своей мышиной вознёй!
– Да что, вам трудно подписать рекомендацию, я же новичок для них, а вы биг босс.
– Поработай ещё пару-тройку лет на лабораторию, а потом уже на себя. Проехали!
Зюганов понял, что ему ничего не светит, и написал письмо напрямую знаменитому учёному, директору Института цитологии и генетики (ИЦиГ) Сибирского отделения АН СССР академику Дмитрию Константиновичу Беляеву. Тот прочёл статью и без колебаний отправил её с рекомендацией в престижный международный журнал TAG («Теоретическая и прикладная генетика») в ФРГ – академик Беляев был членом редколлегии этого журнала.
Беляев наиболее известен своим многолетним экспериментом по выведению одомашненных лис. В 2005 году газета «Нью-Йорк Таймс» писала, что «это был самый выдающийся эксперимент по выведению животных из когда-либо проводившихся». Возможно, академику понравился научный подход Зюганова, который вселял морских колюшек в пресные пруды и годами следил за изменениями морфологических и физиологических признаков в череде поколений. Беляев увидел «своего» и даже слегка поправил английский язык молодого автора.
Статья о быстрой эволюции рыб вышла в 1983 году, на неё обратили внимание коллеги за рубежом. Но Яблокову это не понравилось.
Масла в огонь добавил ещё один эпизод. Шеф поручил старшему лаборанту встретить в аэропорту и помочь поселить в гостиницу коллегу из Швейцарии профессора G. Pilleri. Европейский биолог приехал поработать с коллекциями скелетов китообразных в зоомузее МГУ. Зюганов всё сделал – встретил, поселил. А тот неожиданно пригласил его в ресторан. Зюганов, поколебавшись секунду (всё-таки иностранец – времена были советские), принял приглашение. Было интересно поговорить «за жизнь» на английском. В конце застолья, после разговоров о судьбах биосферы, западный учёный попросил помочь ему в работе с коллекциями. Яблоков дал санкцию (самому шефу было некогда в преддверии выборов в членкоры), и Зюганов пару недель по вечерам в залах музея разбирал черепа китов и дельфинов и производил необходимые измерения. Потом отослал через шефа первичные данные профессору. А тот взял и включил Зюганова в соавторы книги, вышедшей в Берне в 1983 году.
Возмущению Яблокова не было предела.
– Как он, директор Бернского института анатомии мозга, додумался включить в соавторы тебя – старшего лаборанта!
– Но ведь я с вашего же согласия получил весь первичный материал, измерял черепа китообразных по схеме профессора!
– Помолчи, а! По твоей логике я должен включать в соавторы, карандаш с блокнотом или микроскоп, например? Всё, уходи!
Момент истины
Дело было в экспедиционном лагере недалеко от границы с Китаем в Восточно-Казахстанской области в середине 1980-х. Изучали структуру межсемейных отношений прыткой ящерицы Lacerta agilis. Для этого на территории примерно 100х100 м у горной реки Кальджир тотально отлавливали всех ящериц, изу- чали структуру фенов по окраске и расщепов чешуи. Затем часть ящериц усыпляли, метили особей путём надрезания когтей, отпускали и позже снова отлавливали, чтобы понять, кто куда перемещается. Предполагалось, что таким образом полностью сканируется генетическая структура популяции.
На берегу реки стоят палатки сотрудников, печка «дымок» и центральная палатка для работы. Посреди командирской палатки – стол с бинокуляром и кюветы с усыплёнными ящерицами. За бинокуляром сидит лично уже членкор Яблоков и устно описывает фены у каждой ящерицы, диктует информацию ассистенту, тот записывает в журнал-протокол. Ассистентом в тот вечер был м.н.с. Зюганов.
А утром того же дня между В.В. Зюгановым и аспирантом А.С. Розановым состоялся такой диалог:
А.С.: Послушай, мне кажется, что шеф что-то путается с фенами, он видит одни варианты фенов на боку ящерицы (например, определённое число чёрно-белых пятен в грудном секторе), а я другие варианты вижу там же. А мне скоро диссертацию по фенетике защищать. Как бы выяснить, кто из нас прав?
В.В.: Прав, конечно, шеф. Знаешь пословицу – «кто начальник, а кто дурак». Шутка. А давай сделаем похитрее, чтобы он не скандалил с тобой. Давай выясним – есть ли у него самого повторяемость результатов?
А.С.: Это как?
В.В.: Да просто, как кепка Ленина. Я стану ему подсовывать одну и ту же ящерицу 5 раз, и посмотрим, будут ли совпадать варианты. Яблоков будет думать, что это разные особи. Ведь я же ему их кладу под бинокуляр. А он и глаз от окуляров не отрывает. А мы будем оба с тобой для контроля записывать, какие варианты фенов он называет.
А.С.: Ну ты даёшь! Замётано.
Вечером в конце процедуры камеральной обработки ящериц:
В.В.: Алексей Владимирович, у вас у последних 5 ящериц большой разброс по фенам, вот видите, я записал в журнал в клетки около 50 вариантов.
А.В. Яблоков: Ну и что, всё верно, это значит большое фенотипическое разнообразие, значит, и генетическое. В чём проблема?
В.В.: А вот в чём. Вы меня извините, конечно, но я вам под бинокуляр подкладывал одну и ту же ящерицу 5 раз. А вы думали, что это разные. Вот и у Розанова записи такие же, как у меня. Получается, что нет воспроизводимости результата и достоверности нет. Это, конечно, не моё дело, но надо бы всем собраться и пересмотреть классификацию фенов.
А.В. Яблоков: Вот именно, не твоё дело! Будут ещё яйца курицу учить. Ты ничего в этом не понимаешь. Ихтиолог! Вот иди и занимайся своими рыбками. Завтра же улетай! Учить они меня будут…
Зюганов обернулся, ища поддержки сотрудников, но всех будто ветром сдуло во время этого диалога. На следующий день Зюганов на местном кукурузнике улетел в Усть-Каменогорск, а оттуда – на север Сибири, чтобы изучать, как аральская колюшка по искусственным каналам попала в Арктику после начала реализации грандиозного проекта по переброске сибирских рек в среднеазиатские республики.
Хорошо, что позже перестройка «стопанула» этот проект на старте.
Ни Зюганову, ни Розанову не удастся защитить диссертации в ИБР, пока Яблоков оставался там завлабом.
Домашние лисы
В НАЧАЛЕ 1950-х годов Дмитрий Беляев высказал гипотезу о том, что в основе огромного разнообразия форм всех домашних животных лежит отбор на определённый тип поведения – дружелюбие по отношению к человеку. Единственный способ проверить гипотезу – эволюционный эксперимент, который в сжатые сроки воспроизвёл бы исторический процесс превращения дикого животного в компаньона, партнёра и друга человека. Лисицу выбрали по двум причинам. Во-первых, она наиболее близка первому домашнему животному – собаке. Во-вторых, к моменту начала эксперимента (1959 год) уже около полувека лисиц разводили в клеточных условиях звероводческих хозяйств, и самый тяжёлый период отбора на способность размножаться в неволе они уже прошли.
За основу была взята популяция серебристо-чёрных лисиц (порода рыжих, или обыкновенных, лисиц Vulpes vulpes), которых на протяжении нескольких поколений отбирали по степени послушности человеку. В результате была выведена группа лис, которые стали невероятно ласковыми даже к совершенно незнакомым людям.
В результате идея искусственного отбора на доброту дала в руки учёных уникальную популяцию лисиц как материал для современных исследований в области генетики, физиологии и поведения, а также позволила создать теорию дестабилизирующего отбора для понимания процессов, происходящих при одомашнивании.