Это единственная работа Константина Эдуардовича Циолковского, написанная в 1916-м. Точнее, была ещё статья «Одно из средств устранить дороговизну», но там вопрос конкретный – использование дирижаблей как транспортного средства. А в «Горе и гении» проблема поднята всечеловеческая...
Вместо красного банта
Характерны и его труды следующего – 1917 года: «Наука и вера», «Свойства человека»... Что ж – после самоубийства сына Игнатия (1903), мировоззренческо-земные вопросы волновали «калужского мечтателя» не меньше загадок Вселенной.
Богачом он никогда не был, а в те годы жил вообще аскетично. Но «Горе и гений» издал за свой счёт. Вспоминал: потом это произведение его выручило. После революции Циолковский обходился без внешних знаков поддержки новой власти вроде ношения красного банта на груди. В училище, где работал, сказали – ретроград! Он показал «Горе и гений» – труд «чисто коммунистического направления». Претензии отпали.
Для особо одарённых
Изложим кратко суть этой восьмистраничной брошюры (если кто заинтересуется поглубже – «Горе и гений» не раз издавалось, есть в Интернете).
Люди, размышляет Циолковский, приходят в мир для счастья. Но постоянно сталкиваются с горем: нуждой, болезнями, потерей близких. Спасение – прогресс: наука и техника увеличивают наши возможности, новые лекарства побеждают болезни и т.д. Развитие человечества обеспечивают гении. Но где ж их взять в нужном количестве? Ведь продукт уникальный. А сколько из-за людской косности погибло, не получило шанса состояться!
«Несмотря на всё сказанное, задача может быть решена». По Циолковскому, необходимо создать «союз из нескольких близко стоящих общежитий (…) или одно огромное общежитие», разделённое на части. Здесь надо собрать тех, кто станет питательной средой, из которой предстоит выращивать будущих двигателей прогресса.
В этих райских уголках обитателей должно быть немного (максимум – несколько сотен человек). Непременное условие – психологическая совместимость, «чтобы члены были подходящие друг к другу и к новой форме жизни». «Одним словом, нужны люди с особыми свойствами». Откуда возьмутся? «Пусть путём печати или другим способом будут всем известны высказанные здесь идеи и пусть после этого каждый посёлок с разрешения и одобрения правительства порекомендует несколько человек, наиболее способных к такой жизни, – наиболее общественных, умных, честных, кротких, трудолюбивых, искусных. Иное селение, может быть, ничего не даст, иное же даст нескольких. В общем, наверное, наберётся несколько миллионов таких субъектов».
Следующий этап
«Понемногу Земля покроется этими общественными домами». «Члены их при благоприятных условиях будут усиленно размножаться и выделять новые подобные общества, так как по наследству будут хоть отчасти передавать свои добрые свойства детям». «С течением времени члены их своею численностью могут даже затмить своих менее общественных родичей (…). Эта организация жизни на Земле облегчит выбор наиболее совершенных». Из лучших с годами отбираются самые лучшие. Они помещаются в совсем уж идеальные условия (кое-что – см. в справке, хотя в общем, описывая эти условия, Циолковский явно исходил из своих «представлений о прекрасном»).
На элиту тоже накладываются обязательства. Например, демократия (в смысле – обсуждение вопросов) дозволена лишь на низовом уровне. Последнее слово всегда – за избираемым председателем. «Царит абсолютизм. Зато нет нерешительности, ни малейшего промедления в делах всякого рода». (Хотя при необходимости и председатель сменяем: как – тоже описано.)
Отдельная тема – половая жизнь. «Целомудрие сохраняется тщательно (…) Но молодые люди сближаются (…) и по взаимному согласию предполагают брак. Общество брак этот обсуждает. Председатель же его разрешает с правом произведения потомства более или менее многочисленного».
Далее в тексте эта тема подробно не обсуждается, но, видимо, автор имел в виду, что от случения избранных гении и пойдут. Правда, с детьми может и не повезти: родятся больными, бесперспективными. Что с такими делать? «Произвести несчастного – значит сделать величайшее зло невинной душе, равное примерно убийству или ещё хуже. Так пускай же его не будет. Пусть общество, не препятствуя бракам, решительно воспротивится неудачному деторождению». Как именно? Тут обтекаемых слов много, но конкретные предложения не произносятся. Но в общем как-то от таких избавляются.
В конечном итоге «на Земле образуется два мира». «Крохотный мир, созданный мыслящим человечеством, постепенно разрастается, усиленно размножается, благодаря хорошим условиям жизни» (…), а «внешний мир, сознавая свою малую пригодность, понемногу вымирает, чтобы уступить место высшему. Но те, уступившие, таинственным образом переселяются в новый мир и, таким образом содействуя созданию нового порядка, жертвуя как будто собою, делают в сущности всё это для самих себя».
Конец.
В райском уголке
Из брошюры «Горе и гений»:
«(…) Вот описание дня в доме. Я неженатый молодой человек. Сплю в общей холостяцкой. Так там тепло, что спать можно раздетым. (…) Тюфяком служит натянутая холстина. Просыпаюсь рано: бегу в ванную. Воды тёплой и холодной сколько угодно. Сбрасываю свой лёгкий покров и делаю омовение тела. (…) В определённый час отправляюсь на обязательную работу: в данном случае на земледельческую. Мне приходится сидеть на автоплуге (самоходная машина), который, двигаясь, взрывает и разрыхляет почву. (…) Шесть часов обязательного труда, и всё кончено. Теперь я могу делать что хочу. В определённые промежутки времени получаю подкрепление в виде растительной пищи (…), приготовленной весьма искусно, в особых печах, на основании научных исследований (…). Другие занимаются садом, воспитанием, преподаванием наук, искусств, ремёсел, технологий. Третьи наблюдают за малютками, больными; приготовляют пищу (…). Четвёртые отправляются на фабрики, чтобы провести в них тем меньшее число часов обязательного труда, чем работа тяжелее. (...) Свободное время посвящают (…) изобретениям, опытам, размышлениям, чтению, лекциям, разговорам (…). Многие гуляют по прекрасным садам и полям, смотря по погоде. (…) Спокойствие духа, не страдающего печальными думами о близких, о горестях, пыли, грязи, нечистоте и бесцельности жизни, способствует свободной работе мысли, возникновению творчества и чувств благодарности к Богу».
Контекст времени
Первое ощущение – бред. Наивное доктринёрство. То ли Город Солнца, то ли план работы питомника по выводу высокопородных существ. Насчёт детей вообще дивно. Сам-то Циолковский, полуглухой с детства, в число избранных явно не попал бы, отсеялся б ещё в юные лета.
Нам скажут, что его философию надо разбирать в целом, не вырывая отдельные произведения из общего ряда. Но давайте считать, что нам просто в конкретном 1916 году попала в руки эта самая брошюра, мы открыли её – и…
Но, может быть, в том-то и дело, что тогда она воспринималась иначе?
Всего через год к власти в России придут люди, предложившие народу в чём-то схожий проект – не очень понятное, но очень светлое будущее, лишения ради грядущих поколений. И ничего – как минимум, полстраны искренне их поддержало, шло за эту идею умирать.
Отбор сильнейших, отсев неперспективных? Но это период, когда весь мир был свихнут на «евгенике» – науке о селекции человечества. Политика «отрицательной евгеники» – ликвидации (вариант – стерилизации) больных, сумасшедших, преступников, алкоголиков и прочих «неполноценных» – через двадцать лет заработала не только в нацистской Германии. Схожие программы в 1920–1930-е действовали в Швеции, Норвегии, Дании, Эстонии, в ряде штатов Америки. В Северной Каролине за 200 долларов предлагали кастрироваться и просто беднякам – чтобы не плодились. Лишь моральный шок от деяний нацистов да мировой научный и практический опыт, показавший, что подобные «выбраковки» ни от чего не страхуют, убедили общество: подобные аморально-прямолинейные решения – не выход.
А «положительная евгеника» предполагала отбор по «хорошим» качествам. У нас в 1920-е соответствующие идеи разрабатывало «Советское евгеническое общество» во главе с крупным биологом Н. Кольцовым. К тому же вообще имело место романтическое увлечение темой гениальности – в «АН» (№34-2011) был материал о проекте «Института гениального творчества» (1921) уральского учёного Г. Сегалина. При этом нас ведь не смущают сегодня всякие детские физматшколы, школы олимпийского резерва (замечательно, что есть!). Можете увидеть в них некую перекличку с идеями Циолковского.
Тогдашние интеллектуалы в своей жажде экспериментаторства вообще были, скажем прямо, не по-нынешнему циничны. «АН» писали про знаменитую попытку профессора И. Иванова (1926 год) скрестить человека с обезьяной (№29-2010, №2-2016). Но, простите, кто Иванова горячо поддерживал? В СССР – И. Павлов, В. Вернадский, Н. Вавилов, О. Шмидт. За рубежом – Э. Ру, А. Кальметт, П. Ланжевен… Крупнейшие имена!
Конечно, раздумья Циолковского сегодня умиляют наивностью. Но великим нередко свойственен странный инфантилизм общественных идей. Взять Эйнштейна с его идеей ООН как «мирового правительства»… Или вот человек, восхищавший Циолковского, – крупнейший немецкий (потом американский) ракетчик Г. Оберт. Он на старости лет мечтал о «всемирном парламенте». А доктор Спок в США, Сахаров у нас? А Лев Толстой, считавший злом железные дороги? А Горький с его требованиями укрощать природу? А Солженицын, призывавший плюнуть на экономическое развитие СССР, и всем уходить на русский северо-восток («Письмо вождям Советского Союза», 1973 г.)? Примеров много. Циолковский заблуждался? Он ли один?
Человек, известный блестящими прозрениями в одном вопросе, запросто может оказаться близорук в другом. И что? И ничего.
Как сказано в известном анекдоте, «Да, композитор Чайковский был «голубым». Но любим мы его не за это!»