Вячеслав МАЛЕЖИК – известный советский и российский музыкант, исполнитель песен, ставших давно хитами. На днях ему исполнится 70 лет, а его голос как был сильным и мощным при зашкаливающей лиричности, так и остался. Частенько ему и микрофоны не нужны на концертах. Очередной, юбилейный, пройдёт 17 февраля в Государственном Кремлёвском дворце. Будет интересно и весело.
Вячеслава вот уже много лет связывает крепкая дружба с редакцией «Аргументов недели». Мы следим за его творчеством, издаём его книги с прозой и детскими стихами, которым он в последнее время отдаёт уйму своего времени.
Сегодня Вячеслав Ефимович – гость главного редактора «АН» Андрея Угланова.
- Слава, хочу тебя поздравить с предстоящим юбилеем. Редко бывает, когда актёры, музыканты практически не меняются. Они поют песни, на которых мы выросли, возвращают нас в детство и юные годы. Поэтому ещё раз хочу поздравить тебя с юбилеем! Но начнём с того, что активно обсуждается сегодня, – с прошедших «Огоньков». На экранах одни и те же лица. Жизнерадостный Басков, единый в тысячах лиц Галкин. Перья Киркорова…
Известный музыкальный продюсер Максим Фадеев сказал, что это невозможно смотреть. Почему это происходит? Тебя не было в «Огоньках», хотя большинство твоих песен – на самом деле хиты. Люди могут просто подхватить их и начать петь с тобой вместе. Раньше на телевидении ходили слухи, что там какая-то мафия никого не пускает. Никаких подтверждений этому не было, но всё равно на телевидении и раньше были одни и те же лица.
– Мне трудно сказать, что происходит там внутри, так как я редко появляюсь на телевидении. Никто, как ты понимаешь, со мной не делится секретной информацией.
Хорошо, давай будем рассуждать…Ты помнишь, когда мы с тобой учили политэкономию, там было сказано, что с развитием капитализма, в котором мы находимся уже 25 лет, мелких ремесленников задушат и затопчут крупные предприниматели. Образуются тресты и монополии, которые потом объединятся в корпорации и в итоге подомнут под себя весь рынок. Потом бизнес держится на рекламе. Причём в рекламе ты расхваливаешь свой товар и ругаешь товар конкурента; в крайнем случае перекрываешь ему пути попадания со своей рекламой в СМИ.
– Ну а сегодня какие корпорации? Давай про сегодняшний день.
– Раскинь мозгами, сам всё поймёшь.
– Нет-нет, я убогий журналист и лишь слушаю, что говорят другие.
– А у меня есть корпоративная этика в отличие от Фадеева, который говорит, что невозможно на это смотреть. Я уже давно это не смотрю.
Хочу ещё пару слов про шоу-бизнес сказать. Ты наверняка помнишь про севооборот в сельском хозяйстве. Это когда каждую весну поле засевают новой сельскохозяйственной культурой, а иногда и вообще оставляют под паром, чтобы земля набралась соков для новых урожаев. Так вот – в нашей эстраде принципа севооборота никто не придерживается.
– Я с тобой говорю как с общественным деятелем. Ты многое в этой сфере знаешь и как артист можешь собирать стадионы.
– Собирал, так скажем.
– Просто тебя на стадионы сейчас не пускают. Откуда ты знаешь, поднимешь ты стадионы или нет?
– Для того чтобы поднимать стадионы, нужно попадать в эти программы и показываться на телевидении. Как ни крути, моя публика не рыскает в просторах Интернета. Мои поклонники скорее читают газету «Аргументы недели», а не выходят в соцсети, поэтому многие не знают, особенно молодёжь, о моём сосуществовании. И некорректно говорить о том, что, напиши мою фамилию на заборе, тут же придёт куча народа на концерт. Это не совсем правильно.
– На стадион ходит не только молодёжь. Молодёжь – это 7 или 10% от всего населения, остальные – это не молодёжь, это те, кто тебя знает. И всё же. Вот возьмём главные каналы страны, я не буду говорить про частные, но вот Первый канал, практически государственный, Российское телевидение – это 100% государственный, ну какие же там-то корпорации? И там и там проходят конкурсы, которые ищут таланты, – «Голос»…
– Конкурсы не ищут таланты, они обеспечивают рейтинг своим каналам.
– Похоже на правду – все эти таланты уходят на какие-то помойки и выступают перед алкоголиками на корпоративах. Они поют те же песни, что и на съёмках. Почему их не берут продюсеры?
– Телевизионным программам, возьми «Голос» или «Давай поженимся», важно, чтобы было интересно, чтобы собрать максимально возможную аудиторию. Тогда программа будет иметь высокий рейтинг, и на канал потекут рекламные деньги. Нам же интересен соревновательный процесс: кто на ком женится, кто обыграет кого-то в вокальном конкурсе. А каналу интересна прибыль, которая будет обеспечивать зарплатой его сотрудников.
Говоря про «Голос», я считаю, что певец – это тот человек, после которого хотя бы одна песня ушла в народ. Увы, шлягеров от участников, которых мы видели на протяжении пяти сезонов в «Голосах», которые подхватили бы люди во всей нашей стране, не было.
– Ты не прав… В программе очень много шлягеров. Но эти песни спели не конкурсанты и чаще всего не в нашей стране. В этом-то, наверное, и беда, что эти люди повторяют чужие песни. Почему композиторы не пишут для них песен?
– Да потому, Андрей, что композиторов туда не привлекают. Это не конкурс песни, это конкурс певцов, там вокалисты соревнуются. И нужно отличать вокалиста от певца. Ещё раз повторюсь: «Голос» – это конкурс вокалистов.
– То есть у телеканалов, даже развлекательных – а они все себя считают развлекательными, – нет задачи зажечь настоящие звёзды. У них есть задача, чтобы люди по пятницам смотрели их канал?
– Если бы телеканалы, раскрутив звезду, подписывали с ней контракт и она на протяжении лет семи зарабатывала им деньги, тогда, наверное, это было бы по-другому. Правда, я не знаю, как там составляются контракты. Поэтому очень сложно говорить и рассуждать, что это всё неправильно. Можно, наверное, как в детективе, задать вопрос: кому это выгодно? Но тут есть шанс открыть такие тайны…
Знаешь, в советское время мне объяснили, что телевидение нельзя рассматривать как организацию, которая воспитывает вкус, транслируя хорошую музыку и литературу. Это прежде всего идеологическая контора, которая промывает мозги, а музыка – это побочная вещь, позволяющая привлечь зрителя к экрану. Зачастую это просто заработок, как я понимаю, хотя идеология на сегодняшнем телевидении не забывается.
– Ну чёрт с ним, с этим телевидением. Давай на этом закончим. В конце концов, можно его и не смотреть, а слушать радио.
– Читать книжки.
– У тебя в феврале состоится юбилейный концерт в Государственном Кремлёвском дворце. Это огромное сооружение. Мне самому там приходилось выступать на XIX съезде профсоюзов, когда я пел и плясал в ансамбле русской народной песни и пляски. В зале был Брежнев. Я помню это ужасное ощущение, когда ты стоишь на сцене, тебя слепят софиты и ряды уходят куда-то в черноту-темноту. И там сидит генсек. Тогда под «фанеру» мы ещё не пели. А пели мы своими голосами песню «Славься, Ленин!», микрофоны свисали на тонких ниточках откуда-то сверху. А у тебя какие ощущения перед этой махиной? Расскажи, что это за концерт будет? Кто туда приглашён? Из чего он будет состоять?
– Хочу сказать, что на сегодняшний день в Москве очень мало концертных площадок, которые работают как концертный зал. Если раньше можно было насчитать порядка 50, то сейчас много меньше. Есть «Крокус Сити», Кремлёвский дворец, «Россию» зачем-то снесли, хотя был совершенно фантастический, намоленный зал. Петь в нём было в тысячу раз приятнее, чем в Кремлёвском дворце съездов. Я не знаю уж, какая аура осталась после заседаний и пленумов ЦК партии, но то, что этот зал предназначен для концертов, приходится говорить с определённой долей вероятности. Когда он строился, меньше всего заботились о том, чтобы в нём был комфортный звук для проведения концертов.
Я, честно говоря, довольно долго сопротивлялся. Нужно ли мне вообще устраивать этот концерт и рассказывать моим слушателям, что в этом году мне «треснет» 70 лет? Но потом как-то так получилось, что мои друзья сказали: «Мы подставим плечо».
И я не заметил, как согласился. Сейчас уже встрял в процесс, обратной дороги нет. Для меня это определённый вызов, что даст мне основание ощущать, что я ещё пью «свежую кровушку» в жизни; что мне в лицо дует солёный ветер океана и дальних странствий; что я, прикрывая глаза ладошкой от слепящего солнца, вглядываюсь в свои перспективы, которые ещё с трудом видны на горизонте; что у меня не всё ещё потеряно и ещё можно сделать в этой жизни кучу вещей, и в том числе найти дорогу к Храму.
– О-о, Храм. Там храмов много в Кремле. Там один Успенский собор…
– Мне же свой надо отыскать.
– Хорошо. А кто тебе поможет храм-то отыскивать на этом концерте? Это же будет сборный концерт, не твой, не сольный?
– Он будет сольный в том отношении, что меня нужно рассматривать не только как певца, но и как автора, который придумал песни, что прозвучат в этот вечер со сцены.
– Ну кто какие песни будет петь, например? Известно же, наверное?
– Я надеюсь… Обещали поучаствовать многие. Ну из известных песен Макс Леонидов с Колей Фоменко споют со мной «Мозаику», Алёна Апина споёт «Смолоду», «Острова» споют «Самоцветы». Я пригласил многих музыкантов, с которыми выходил на сцену и в « Весёлых ребятах», и в «Пламени». С И. Шачневой, Ю. Петерсоном, В. Аникиенко мы споём две песни из репертуара «Пламени», которые я там пел, – «Когда мы любим» и «Аты-баты».
– Я слышал, и «Поющие гитары» там будут?
– «Голубые гитары» будут, а «Поющих» не будет.
– Игорь Гранов?
– Игорь Яковлевич обещал выйти с нами на сцену. Я одного его пригласил из «Голубых гитар», потому что там столько людей переработало, что я многих и не знаю. Короче… Мы говорим «Голубые гитары», подразумеваем Игоря Гранова.
– А «Весёлые ребята»?
– «Весёлые ребята»? Я не смог дозвониться до Павла Слободкина. Он со мной так и не вышел на связь, хотя я попросил его окружение соединить со мной. Мне было бы приятно его увидеть. Честно говоря, я его считаю незаурядным человеком, который дал путёвку в жизнь очень многим людям. Уважение 100%!
– Он давно не даёт никаких интервью, живёт, наверное, спокойно и не нервничая.
– Не знаю, не знаю.
– Давай тогда передадим через газету ему большой привет и наше уважение его ансамблю.
– Да, напиши, что я безумно его люблю и что для меня было бы почётно, если бы он пришёл ко мне, а если бы подняли вместе рюмку, то это было бы просто здорово.
– Ну вот, может быть, и позвонит. Я знаю, что когда у нас выходят «разговоры в газете», то обычно те, о ком мы говорим, обязательно узнают об этом. Людям передают, что мы о них помним.
– На самом деле, знаешь, когда мне было ещё 50, а не 70 лет, мне очень запомнились две женщины, которые подошли ко мне после концерта и сказали: «Спасибо тебе за то, что ты даёшь нам основание чувствовать, что мы ещё живём». И, собрав на сцене своих старинных друзей и начальников, мы всем собравшимся в зале покажем, что мы ещё о-го-го…
– Да, всё правильно.
– Про себя я что могу сказать. Я как жил, так и живу. Правда, стал меньше записывать песен на аудионосители, но не из-за того, что меньше стал сочинять, а из-за того, что не очень хорошо понимаю, зачем это делать, когда нынче все вдарились в Инстаграм и социальные сети, куда я в общем-то не захаживаю. Я не очень понимаю, для кого я это делаю, а те люди, которые хотят меня услышать, они так или иначе эти песни слышат и записывают на моих концертах. Потом они выкладываются на бескрайних просторах интернетчины. Поэтому у меня есть ощущение, что процесс не заканчивается.
– Вот, кстати, я хотел сказать по поводу уровня нынешних музыкантов. Имею право об этом спросить, поскольку есть начальное музыкальное образование, 8 классов детской музыкальной школы, фортепьяно…
– Ты более образованный, чем я.
– Да ладно! Это было давно, в детстве. Я же не стал артистом. И всё же – про уровень нынешних музыкантов.
– Ты хочешь сравнить уровень сегодняшний и вчерашний. Лет 10 назад я разговаривал с Лёней Агутиным. Спрашиваю: «Ну как пацаны играют?» Он отвечает: «А пацаны не играют, играют деды». Так он мне сказал. Музыканты, с которыми я дружу и играю, очень приличного уровня.
Я не считаю нужным разыскивать молодняк. У меня сын занимался музыкой, достиг определённых успехов. И пару раз я привлекал его музыкантов к записям своих песен. Опыт был не очень успешным. Ну, скажем так, мне комфортнее с моим поколением, когда не нужно ничего объяснять. Тебя понимают с полуслова, хотя ребята, я имею в виду молодняк, очень одарённые, но нам нужен переводчик.
Потом, знаешь, ведь вода движется, условно говоря, с горы по принципу минимизации потенциальной энергии, т.е. она течёт туда, куда ей удобно. И нынче, когда можно не учиться играть, не нужно гонять гаммы и этюды с утра до вечера, а можно зарядить программу, буквально нарисовать мотивчик и добиться большей скорости исполнения синтезатором, чем после многолетних занятий на инструменте. Но другое дело, что душу туда не вложишь. Я однажды сказал, что гитара является продолжением моей руки и моей души. И так на самом деле. Никакой помощи от компьютера мне в этот момент не надо.
– Ты хочешь, чтобы тебя поздравил Путин или Медведев? Или чтобы тебе присвоили звание народного артиста Российской Федерации?
– Ну, насчёт народного артиста… Если бы мне его присвоили и не надо было бы бегать по сиятельным кабинетам, подписывая различные бумажки, то такое признание было бы приятно. В противном случае создалось бы впечатление, что это звание я выпрашиваю.
– А что если на концерте выйдет на сцену представитель администрации и скажет: «А сейчас Поздравительный адрес от Президента»? И зал будет хлопать в изнеможении.
– Конечно. Это бы мне польстило. И приятно было бы посидеть с ними и попеть песни, а что?
– А что бы ты с ними спел?
– Не обязательно, чтобы они пели. Я же певец, а не они. Они бы меня слушали, я надеюсь.
– То есть они бы просто пристроились?
– Может быть, и пристроились, а может, и испугались бы петь в силу того, что я прилично пою. Точно пристроился бы Медведев, если бы я запел что-то из хард-рока…
– Он любил «Дип Пёрпл».
– Ну хард-рок. Да.
– А у тебя есть что-нибудь хард-рокового?
– Сейчас, пожалуй, нет, а раньше мы в самодеятельности играли всякие «Into the fire» «Дип Пёрпл». Расскажу о своей дерзости… На горнолыжном курорте в Червинье (это в Италии) хозяин одного ресторана, слышавший, как я пою, попросил меня оставить автограф на постере Дм. Медведева. Я написал импровизацию, где обещал собраться на досуге с Дмитрием Анатольевичем и снова посетить этот ресторан. Причём пообещал сыграть «харду» вместе с тогдашним нашим президентом. Ему я отвёл роль басиста. Если бы удалось сыграть такой концерт, то Куршевель был бы повергнут. Все бы переметнулись в Червинью.
– Не, ну он такой прикольный, он молодец.
– Наверное, я не знаю. Я говорю, что они мне как личности импонируют и я бы для них спел.
– А Путин-то, ведь он, наверное, спел бы: «Я прошу, хоть ненадолго…»
– Почему, почему? Во всяком случае…
– Ну про полковника Исаева.
– Да ладно. Я думаю, что у него хороший вкус.
– Не, но он же разведчик.
– Ты знаешь, есть у музыкантов такое понятие, что очень важно – знать потолок своих возможностей. И то, что он позволил себя снять, достойно того, что…
– Снять, это когда он на рояле играл?
– Да-да… Что, я в него никогда бы не пустил ехидную стрелу.
– Ну после таких слов он вздохнёт с облегчением. У нас есть в правительстве ещё один любитель музыки. Его зовут Мень. Тоже любит «Дип Пёрпл» и всё такое.
– А что, у них не должно быть пристрастий?
– Слава, давай мы лучше с тобой этот разговор закруглим, потому что он вышел на политический уровень, хотя для меня он и стал приятным.
– Почему ?
– На наших руководителей ты смотришь с музыкальной точки зрения, с точки зрения их возможностей и их музыкального бэкграунда. Я, например, так не смотрю, а вот ты… И это говорит о том, что ты настоящий музыкант, для тебя прежде всего главное это. А не то, какую госпрограмму они принимают о дальнейших улучшениях надоев молока.
– Знаешь, я почему-то вспомнил картину «Святой Себастьян». Думаю, что после нашего разговора либеральная общественность ополчится на меня и начнёт пускать ядовитые стрелы. Ну, пусть пускают. Значит, остальным меньше яда достанется.
– Либеральная общественность думает только о «бабле», больше ни о чём. О музыке никогда.
Ещё раз поздравляю тебя, Вячеслав, и очень рад, что ты дружишь с нашей редакцией!