Её жизненный путь гладким никак не назовёшь: были встречи и расставания, потери и приобретения. Актриса МХАТ, она по сильной любви бросила Москву и переехала в Ленинград. Одна из любимых актрис Товстоногова, она после его смерти за 26 лет сыграла на подмостках БДТ… всего три спектакля. Зато в её жизни был московский спектакль «Квартет» в постановке Романа Мархолиа, и сейчас с этим же режиссёром она репетирует в БДТ роль Бабуленьки в постановке по роману Достоевского «Идиот». Крючкова – талант многогранный. Миллионы кинозрителей с восторгом пересматривают фильмы с её участием и ждут новых киноролей. А ещё она в детстве полюбила поэзию, да так, что те, кто хоть раз слышал в её исполнении стихи, остаются её поклонниками навеки…
О Товстоногове и БДТ
…Это год столетия Георгия Александровича, и обязательно нужно, чтобы как можно больше говорили о нём… Без гениальной художественной интуиции Товстоногова моего актерского диапазона, о котором все говорят, просто не было бы. У Георгия Александровича была фраза, которую я запомнила, словно записала на дискету компьютерную, на всю жизнь: «Режиссура в театре – это распределение ролей». Ещё в его театре была ансамблевость, как у хорошего дирижёра: если вы играете на флейте, а я на литаврах, то когда у вас было соло, весь оркестр сидит молча. Всё было четко – никогда никто не тянул одеяло на себя…
…Товстоногов бросал меня из огня да в полымя: после первой роли 16-летней девочки Любы, закомплексованной на почве собственной некрасивости (в экспериментальном спектакле Сергея Юрского «Фантазии Фарятьева»), дал роль 36-летней старой девы в пьесе Ибрагимбекова «Дом на песке». И это при том, что я до недавнего времени никогда не была обделена мужским вниманием, замужем тогда уже три года была… Я не понимала, что такое старая дева, но я её играла!..
…Следующая роль у меня была уже заглавной, т.е. занавес открывается – я уже на сцене, закрывается – я ещё там. Это была невероятно большая роль, но «Молодая хозяйка Нискавуори» Хеллы Вуолийоки – очень «тяжёлая» пьеса, написанная кондовым, уже давно отошедшим языком, а ведь надо было всё оправдывать… Молодая жена, только что родившая одного ребёнка и ждущая другого. Муж, который у неё на глазах завёл в доме любовницу…
За две недели до премьеры ничего у нас с режиссёром Жаком Виттика не склеивалось. Товстоногов пришёл посмотреть, сел в зал, в свой любимый седьмой ряд за свой стол, подсказывал какие-то вещи. Одна сцена у меня не получалась, и Георгий Александрович предложил: «Светланочка, а вы попробуйте вот это сделать…» А кто-то, сидевший рядом с ним, сказал: «Что вы, она ещё неопытная – она не сможет это сыграть...» Георгий Александрович громко, на весь зал ответил: «Она прекрасная артистка и сделает всё, о чём я её попрошу».Всё.И сделала, потому что эта степень доверия окрыляла! Он верил в тебя, верил, что сделаешь… Потом он подошёл к сцене, долго ходил туда-сюда по проходу, потом вылез на сцену и всё нам к премьере расставил на свои места, всё «сложил». Как говорит режиссёр Сергей Яшин, «разобрать пьесу всякий может, а вот собрать…» Георгий Александрович умел «собрать».
Дальше был как гром среди ясного неба «Тихий Дон» – спектакль, в котором была занята вся труппа. Аксинья – красавица, которой я себя никогда не ощущала. Красавица – это значит, что должна быть определённая доля глупости. И мне было очень сложно с этой ролью справиться, слава богу, что она была функциональная и я была только в видениях Григория – Олега Борисова. Георгий Александрович говорил: «Светланочка, поднимите руку, повернитесь, поднимите локоть и выгнитесь немножко… Севочка, осветите ей грудь!» В этом спектакле были заняты все, огромные массовые сцены.Мне 27 лет. Боюсь: вокруг одни народные артисты Советского Союза, все старше меня… Мой партнёр – гениальный театральный артист Олег Иванович Борисов. И вот он вспрыгивает на лемех, обхватывает меня, я (с коромыслом) говорю: «Пусти, Гришка!», он говорит: «Не пущу!», а Товстоногов командует: «Поцелуй! Дольше, дольше, дольше… Всё». Меня относит назад, и я выдыхаю: «О-о-ой, Гриша… Ой, Гри-и-шенька…» Само собой произносилось…
Следующая роль – это было что-то страшное, потому что даже у Островского, гениального драматурга, есть «слабые» герои, «слабые» роли: Купавина в пьесе «Волки и овцы» из таких – ничего комедийного. Она – «голубая героиня», почти инженюшка, а Товстоногов назначает меня… Я в шоке была, даже нейродермит начался. Неделю не ходила на репетиции, мучилась, искала логику персонажа... Георгий Александрович меня вызывает, я говорю: «Я иду на репетицию, а меня ноги назад волокут. Это не моя роль, дайте мне второй состав…» Он отвечает: «Не говорите мне ничего, вы будете играть эту роль с большим удовольствием». Через несколько дней опять встречаю его в гардеробе, он спрашивает: «Что такое?» Я своё: «Не могу понять её логики…» Товстоногов: «Да нет у неё никакой логики!» И я остолбенела вдруг: «Ба! Никакой логики! Она просто – обезъянка-мармозетка…»
А ещё помогло, что Эдуард Степанович Кочергин сделал замечательные декорации: в имении Купавиной везде зеркала. И она такая хорошечка – куда ни повернётся, сама себе ужасно нравится… Ну а третье, что помогло, – вера Товстоногова в артиста и моя вера в него как в режиссёра. Одели меня, затянули: шляпка, два бантика, мушка, зонтик в руки дали… Текст скучнейший – «Здравствуйте, Миропа Давыдовна». Что тут играть? Товстоногов говорит: «Скажите одну фразу и засмейтесь». Я спрашиваю: «Почему?» Он: «Не спрашивайте. Делайте, что я говорю. Запеть можете?» Я: «Могу. Внемли мольбе-е-е, о-о-о, Афроди-и-и-та… Ха-ха-ха…» Товстоногов: «Скажите вторую фразу и опять засмейтесь. Бросьте зонтик – кому надо, тот подберёт». И роль «покатилась», стала комедийной… После этой роли Товстоногов подал меня на звание заслуженной артистки. А на звание народной подал после «На всякого мудреца довольно простоты».
…Играть Клеопатру Львовну – опять красавицу – было непросто. А мне пришлось ещё побороться с Валерием Михайловичем Ивченко, который тогда только пришёл в театр, пользовался успехом у наших женщин и по роли старался всё и меня ухватить... Басик (Олег Басилашвили. – Прим. ред.), который играл моего мужа Мамаева, говорил там: «Она женщина темперамента сангвинического…» Вот я этой фразой и попыталась Ивченко объяснить, почему меня не надо хватать…
О поэзии и поэтах
…Я люблю живое общение со зрителем, и стихи – большая, серьёзная часть моей жизни.Эта страсть у меня с детства. Меня научило одиночество: я была третьим, никому не нужным ребёнком в семье. Мама любила брата, бабушка любила сестру, а папа работал в органах госбезопасности – всем было не до меня. В пять лет я научилась читать по газете… У нас был книжный шкаф, как положено в приличной семье: самый зачитанный был Куприн, но первой книжкой – в 6 лет! – был «Сын рыбака» Лациса… А в 10 лет я открыла Есенина: прочитала «Белая берёза под моим окном…», посмотрела в окно, а там всё так и есть… Сестра мне потом говорила, что папа меня ставил на табурет, и я всегда читала стихи…
…46 лет всерьёз занимаюсь тем, что читаю Пушкина, Цветаеву, Ахматову, Есенина, Самойлова, Окуджаву, Блока, Баратынского, Бунина, Пастернака, Мандельштама, Петровых… Нас на всю страну осталось таких пять человек…
…Марию Сергеевну Петровых мне открыл замечательный переводчик Виктор Леонидович Топоров: добро передаётся из рук в руки. Он был моим соседом – мы жили визави, а его мама Софья Николаевна родилась со мной в один день – 22 июня. Витя был удивительный человек – столько всего знал! Я из-за него и Блейка стала читать, и Тракля, и Бенна… И вот как-то мы сидели за рюмочкой красного вина, и он начал рассказывать мне о Петровых. Я спросила: «А кто это?» Он встал и взял с полки серенькую книжку с портретом Петровых работы Мартироса Сарьяна, а потом мне прочёл на диктофон целую лекцию и отдал книжку… И я начала читать эти стихи, причём их невероятным образом стали приписывать мне… В искусстве важно лишь совпадение колебаний: нет «абсолютно хорошего» и «абсолютно плохого» – и то и другое недоказуемо. «Каждый выбирает для себя»… Просто маленькая хрупкая Мария Сергеевна, «мастерица виноватых взоров», как писал о ней Мандельштам, и я совпали. Когда я в 90-м году читала стихи Петровых в Москве, в Фонде культуры у Никиты Михалкова, там были её дочь, её внучка и Нина Николаевна Глен, секретарь Ахматовой (а потом Петровых), которые сказали: «Просто слышим её голос!» И мне подарили кассету: действительно, некоторые фразы интонационно совпадают… Я просто почувствовала эти стихи. Витя открыл, подарил Петровых мне, а я её уже подарила всем…
…Я подошла к такому жизненному порогу, который Давид Самойлов называл «третий перевал». Уже можно примерно посчитать, сколько лет осталось, и можно понять, на что ты хочешь эти годы оставшиеся потратить. Мне интересно креативно существовать: что-то создавать, делать, писать, выходить к зрителю, сохранять то, что я сохраняю… «За развитие и сохранение русской словесности» – у меня есть эта пушкинская награда… Меня радует присутствие в зале молодых людей, особенно их много в Петербурге, как ни в одном городе мира. В Петербурге молодёжь ходит на поэзию…