Подписывайтесь на «АН»:

Telegram

Дзен

Новости

Также мы в соцсетях:

ВКонтакте

Одноклассники

Twitter

Аргументы Недели → Культура № 12(98) от 20.03.2008

«Гарики» между схватками

, 00:00

 ОН НЕ удостоился ни одной литературной премии, но имеет в жизни нечто более важное – подлинное народное признание, ведь его «стишки» стали крылатыми и разошлись на цитаты. Кто не помнит: «Давно пора, е… мать, умом Россию понимать», «Увы, но истина – блудница, ни с кем ей долго не лежится», «Подковой счастья моего – кого-то подковали не того»…

 – Игорь Миронович, вы много ездите по России со своими выступлениями. Какой вам видится наша страна?

 – Я работаю как девушка по вызову. Куда зовут, туда и приезжаю. И вижу, что во всех городах – одна и та же картина. Везде – замечательно благоустроенный центр: с магазинами, пешеходными дорогами, а чуть отъедешь на окраины – ощущение запустения. Самые красивые города – будь то Москва, Питер, Самара, Томск, Иркутск – те, где сохранилась историческая часть, где есть старинные здания, уцелевшие при советской власти.

 А знаете, что на меня произвело самое сильное впечатление от поездок? Уникальный сумасшедший музей лагерного быта в Магадане. Там на стеклянных стендах, как скифское золото или как сокровища Тутанхамона, демонстрируются битая миска, битая кружка, тачка, отбойный молоток, кирка, лопаты, прожженный ватник, наколенники, в которых люди работали по 12 часов в день в вечной мерзлоте. Такое ощущение, что археологи раскопали необыкновенную древнюю цивилизацию. А ведь это была цивилизация наших отцов и дедов. Я видел в своей жизни множество музеев, но только магаданский музей меня так потряс.

 – Что вы думаете о современной российской жизни?

 – До 1985 г. мы все жили в лагере, но этого не замечали. Лагерь был украшен лозунгами о мире, социализме и труде. Вдруг в один прекрасный день лагерь выстроили на утреннюю проверку, и начальник лагеря говорит: «Свобода, ребята». Люди, стоящие в строю, не успели опомниться, как они видят – часовые слезают с вышек, собак отпускают, кто-то проволоку режет. Кто первым сориентируется в этих обстоятельствах? Надзиратели! И вот уже в карцере стоит типографский станок и вчерашний начальник карцера, садист, выпускает газету «На свободе с чистой совестью». Все надзиратели торгуют всем лагерным имуществом. К лагерным охранителям присоединилась блатная компания. Уголовники умеют держать нос по ветру. Это мы все знаем по куче преуспевших олигархов. Лагерная охрана тоже при деле – она работает в охранном бюро при разбогатевших людях. А кому сложнее всего, кто позднее всех опомнился? Работяги и интеллигенция. Что мы видим и по сей день.

 – В ваших стихах очень много обломовских мотивов, а еще у вас есть такой «гарик»:

А лучше все же стрекоза,
чем работящий муравей,
ее бесстыжие глаза
мне и понятней, и милей.

 – Вы по образу жизни больше – стрекоза или муравей?

 – Я чудовищный лентяй и бездельник. Человек легкомысленный и выпивающий. К тому же я склонен прославлять все эти пороки. Что касается стрекозы и муравья, то ведь муравей – это подонок. Как бы ни жила стрекоза, но разве можно в морозы выгонять это насекомое из дома? Она же пела! А еще это мерзкая фраза: «Так поди же попляши». Нас учили в школе по очень плохим образцам.

 – О чем пишут в записках люди, которые приходят на ваши выступления?

 – Большое количество записок, где люди пишут, что мои легкомысленные и фривольные стишки помогли им жить. У меня есть записка от женщины, которой муж читал «гарики» в перерывах между схватками, когда она рожала, и ей было рожать гораздо легче. А записок о том, что мои стихи помогли вылечить депрессию или скрасили пребывание в больнице, – дикое количество.

 – Каким вы видите своего читателя?

 – Мой читатель – это то, что раньше называлось нтр, научно-технический работник. Знаю, что читают мои стишки и новые русские – они сами об этом рассказывают, когда я с ними водку пью. А как-то одна женщина в Екатеринбурге написала, что меня много читают бандиты с окраин.

 – Как вы относитесь к разговорам, что современный русский язык оскудевает?

 – Такие страхи были всегда – и в 20-е годы, когда появилась советская лексика, и в 50-е годы, когда появился лагерный сленг. Отдельные слова из лагерной фени укоренились, другие исчезли. Язык – как океан. Это система, которая сама себя очищает. В разные годы – разные вкрапления. Сейчас чудовищное количество англицизмов. То, что нужно языку, – останется, что не нужно, – отомрет.

– С кем вы общаетесь из коллег по литературному цеху?

– У меня есть такой стишок:

Люблю своих коллег.
Они любезны мне.
Я старый человек.
Я знаю толк в г…

 Но поймите меня правильно. К тем, с кем я общаюсь, – этот стишок ни в коем случае не относится. Я обожаю, даже боготворю Игоря Иртеньева. Считаю его огромным, недооцененным поэтом. В нем смешались Зощенко и обэриуты*. Если бы у меня были деньги, я бы запер его на какойнибудь даче, обеспечил абсолютно всем и заставил писать стишки. Жаль, что он растрачивает свой талант на какие-то ежеминутные вещи, когда пишет для ТВ или газет. Я очень люблю Тимура Кибирова, хотя он пишет очень длинные тексты. Боготворю Жванецкого. Дружу с Диной Рубиной. Она очень хороший писатель.

 – Как вас изменила эмиграция в Израиль?

 – Никак. Я не стал космополитом, хотя объездил чудовищное количество стран. Для себя я понял, что еврею русского разлива можно жить только в России или в Израиле. Мне не нравится жизнь русских евреев в Америке, совсем не нравится их жизнь в Германии. Хотя в материальном плане там условия потрясающие. Если бы российские пенсионеры, наши сегодняшние инвалиды, ветераны войны знали, какое пособие получают их ровесники в Америке или в Германии только за то, что они пожилые люди, инвалиды и ветераны! Для меня это один из критериев качества жизни и уважения к личности со стороны государства.

 Я ощущаю себя русским евреем и израильтянином, пишу только на русском языке, потому что других языков не знаю. Я очень люблю Россию. И когда, скажем, приезжаю в Томск, и мне говорят: «После 10 вечера у нас гулять по улицам опасно. Лучше не надо», – я все равно иду и спокойно гуляю по городу, потому что мне все ужасно интересно, и я чувствую, что я – дома и что здесь живут хорошие люди.

* ОБЭРИУ (Объединение реального искусства) – группа писателей и деятелей культуры, существовавшая в 1927 – начале 1930-х гг. в Ленинграде. В группу входили Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Заболоцкий, Константин Вагинов, Юрий Владимиров, Игорь Бахтерев и др. Обэриуты декларировали отказ от традиционных форм искусства, необходимость обновления методов изображения действительности, культивировали гротеск, алогизм, поэтику абсурда. Нападки со стороны официозной критики, невозможность печататься заставили некоторых обэриутов переместиться в нишу детской литературы (Введенский, Хармс, Владимиров и др.). Многие участники ОБЭРИУ были репрессированы, погибли в заключении.

20 марта
День согласия с действительностью
Мир нельзя изменить,
нет резона проклясть,
можно только принять
и одобрить,
утолить бытия воспаленную страсть
и собой эту землю удобрить.

21 марта
День шута

Нету правды и нет справедливости
там, где жалости нету и милости;
правит злоба и царит нищета,
если в царстве при царе нет шута.

22 марта
День алкоголика
Покуда мы свои выводим трели,
нас давит и коверкает судьба,
поэтому душа – нежней свирели,
а пьешь – как водосточная труба.

23 марта
День романтика
Романтик лепит ярлыки,
потом воюет с ярлыками,
а рядом режут балыки
или сидят за шашлыками.

24 марта
Международный день борьбы с депрессией
Вчера взяла меня депрессия,
напав, как тать, из-за угла,
завесы серые развесила
и мысли черные зажгла.
А я не гнал мерзавку подлую,
я весь сиял, ее маня,
и с разобиженною мордою
она покинула меня.

25 марта
День эволюции
Несмотря на раздор между нами,
невзирая, что столько нас разных,
в обезьянах срослись мы корнями,
но не все – в человекообразных.

26 марта
Будний день
У жизни есть мелодия, мотив,
гармония сюжетов и тональность,
а радуга цветущих перспектив
укрыта в монотонную реальность.

Подписывайтесь на Аргументы недели: Новости | Дзен | Telegram