Чистая душа в теле беглеца

 На страницах газеты «Аргументы неделi», начиная с ее первого номера, звезды политики, культуры, шоу-бизнеса, да и просто самые обычные люди проходят сеансы психологического анализа в кабинете известного психолога Рамиля ГАРИФУЛЛИНА. Сегодня он беседует с шансонье Вилли Токаревым.

 – ВАМ тяжело было адаптироваться к жизни в Америке, когда покинули СССР?

 – В Советском Союзе я 10 лет работал в лучших коллективах страны. Хороший послужной список пригодился потом для работы в Америке. Я был автором уже многих известных песен и получал приличные авторские. Имел хорошую квартиру, много денег. Я очень хорошо жил в Советском Союзе. Но писал не только лирические и патриотические песни, но и сатирические, которые не проходили цензуру соцреализма. Я не хотел нарушать законы. В 1974 г. мне удалось уехать в Америку, где я мог беспрепятственно реализовывать свои творческие замыслы. Мне разрешили покинуть страну только со второй попытки. Уехал ни с чем, со 100 долл. в кармане. Сначала в Италию, а оттуда уже в Америку. В Штаты приехал с 5 долл., и меня там никто не ждал. Попал в «толстовский фонд», которым заведовала дочка Льва Николаевича. Там мне дали месяц на поиски работы и обустройство и сказали: «После мы не будем Вам помогать». Но и эта помощь была мизерной.

 (Воспоминания моего пациента вызвали у меня двойственные чувства. Он так красочно описал свою советскую жизнь, но убежал от нее. Попробуем разобраться в истинных причинах его эмиграции и противоречивости его натуры. – Прим. Рамиля Гарифуллина.)

 – Я не падал духом, потому что знал, зачем приехал. Хотя было очень трудно. Этой стране я был не нужен. Она просто предоставила мне возможность приехать. И я благодарен Америке, что состоялся там как человек и музыкант. Но вначале работал по специальностям, далеким от музыки, чтобы как-то прожить.

 – У Вас был страх по поводу своего выживания?

 – Нет, потому что я всегда находил возможность заработать, чтобы приблизиться к цели. На это ушло около четырех лет. Психологически я был одинок: ни друзей, ни подруг. Жил один, искал работу, изучал английский – это первое, что я сделал.

 – У Вас был синдром эмиграции – хроническое одиночество, депрессия вдали от Родины?

 – Был, через год после приезда. Сначала я мучился, ища работу. Был разносчиком почты, работал в пекарне. Закончил курсы медбрата, курсы по ремонту печатных машинок. Брался за любое дело, чтобы только улучшить свой статус. И потом приходил в пустую квартиру. Меня спасала музыка. Я сочинял свои песни о том, что видел, переживал. В Америке вышло 22 альбома. Это итог моих впечатлений и переживаний.

 (Мой пациент, смакуя, пересказывает подробности всех преодолений, которые он испытал в Америке. Складывается впечатление, что он эмигрировал, чтобы встретиться с самим собой. А это возможно только в пограничной ситуации выживания.)

 – МНОГИЕ гастарбайтеры, приезжающие в Москву, подвешены между своей Родиной и столицей. У Вас была эта подвешенность? Вы ощущали, что должны вернуться?

 – В моем московском доме живут американцы. Они говорят: «Мы останемся здесь навсегда, нам нравится эта страна». А я, живя в Америке, мечтал вернуться домой, потому что уже сделал то, что хотел. Когда я недавно был в Лос-Анджелесе, меня пригласили на благотворительную акцию в помощь умственно отсталым. Среди гостей было очень много артистов из Голливуда. А один журналист сказал, что «Вилли Токарев – это 150 млн выпущенных пластинок». Получается, каждый средний житель имел мою кассету, диски.

 – Человек начинает испытывать синдром эмиграции, когда уже и сыт, и обут, и жильем обеспечен. У Вас так было?

 – Некоторые, живя в Америке, говорят, что американцы – тупые. Нет. Это очень талантливый народ. Там живут все национальности мира. Это их страна, их правила. Если ты приехал сюда, то должен сделать то, что можешь. Мне никто не мешал писать мои песни. Я писал для наших эмигрантов, а не для американцев. Американский бизнес недосягаем, поэтому я и не стремился петь по-английски. Там десять тысяч групп, которые каждый год демонстрируют свои достижения на конкурсах. И только 2–3 группы проходят.

 (Защита дезориентацией. На протяжении сеанса мой пациент постоянно будет сползать на тему своих успехов, как бы оправдываясь перед кем-то. Поэтому я почувствовал психологический перенос. Мой пациент как бы общался с некими миражами прошлого: «смотрите, вы на меня тогда не поставили, а зря».)

 – Я чувствую в Вас комплекс неполноценности. Вы все время доказываете, что у Вас пластинки есть, все есть, все отлично. Получается, что Вас раньше так сильно унижали, что теперь приходится постоянно доказывать, что Вы состоялись.

 – Вы правы, потому что, когда я в Советском Союзе приносил свои песни на «Доброе утро» или на какие-нибудь другие программы, там была своя мафия, которая меня игнорировала. Я же не был членом союзов писателей, композиторов. Тогда я решил уехать, потому что у меня не было возможностей реализовать себя.

 – Вам очень больно, когда Вас унижают?

 – Естественно.

 – Настолько, что Вы стали смелым и уехали. Какая дрянь Вас в советское время так сильно унижала?

 (Часто для того, чтобы избавить пациента от психотравм прошлого, мне приходится организовывать или театрализовывать диалог с его обидчиками. Но мой пациент так и не назвал своих главных обидчиков, с которыми, по-видимому, до сих пор находится в мысленном диалоге).

 – У меня такое отношение к этому: любая страна, капиталистическая, мусульманская или какая-то другая, имеет свои законы, которые ты должен выполнять. Поэтому я на Советский Союз не обижаюсь.

 – Вы до сих пор обижаетесь на конкретных чиновников. Именно в этом причина Вашего постоянного напоминания, что Вы состоялись?

 – Да, Вы правы. Когда я стал известным в Советском Союзе, я сказал в горкоме: «У меня родился ребенок, я живу в жутком полуподвальном помещении. В одной комнате, 12 кв. метров. А вот там свободная комната, дайте мне ее. Ко мне же приходят люди, иногда – иностранцы». А они говорят: «Ждите своей очереди». Я ждал этой очереди бесконечно, так и не получил дополнительную жилплощадь. Были такие правила. Естественно, была обида на такую несправедливость. А главное на то, что мои песни не пропускали на радио, телевидение, потому что были другие фавориты.

 (Защита маскировкой. Обидчики названы, но не главные.)

 – Вы до сих пор в диалоге с этими химерами. Это комплекс, который на Вас давит.

 – Главное, что сейчас я пожинаю плоды великого труда, который я совершил в своей жизни. Это, можно сказать, мой подвиг.

 (Опять проявление комплекса неполноценности.)

 – От того, что Вы сейчас уже плаваете в успехе, не ощущаете пустоту?

 – Нет, я продолжаю так же работать. Когда я выхожу на улицу, останавливаются люди, машины. В любых городах. Ради этого стоит жить и творить дальше.

 (Очевидно, одной из главных ценностей нашей жизни является позитивное ощущение того, что ты нужен и интересен другим людям. По-видимому, в США у моего пациента это ощущение было не настолько интенсивным, что стало одной из причин возвращения в Россию.)

 – Вы Америку полюбили?

 – Полюбил за то, что там не пропало ни одного моего цента. В 1990 г. у меня были гастроли от Украины до Камчатки. Я заработал много денег и решил их оставить в российском банке. И когда приехал через пару лет, оказалось, что деньги исчезли, как и у всех.

 (И вновь я ощущаю противоречивое чувство. Мой пациент лавирует на тему этой странной любви.)

 – И ВЫ Россию-воровку продолжаете любить?

 – Да. Потому что не страна виновата. Я не люблю тех, кто делает такие негативные вещи.

 (А «те» являются продуктом российской ментальности, характера и культуры?)

 – Получается, что у Вас любовь к Америке потому, что она Вас не подвела, а к России – потому, что Вас вечно подводила?

 – Я люблю Россию потому, что это моя Родина. А Америку еще и потому, что американцы любят свою страну. Я бы хотел, чтобы такой патриотизм был и в сегодняшней России. Как это было в Советском Союзе.

 – А Вам не кажется, что у Вас есть некая подвешенность между Америкой и Россией?

 – Нет. У меня в Америке квартира. Но меня туда не тянет. У меня семья здесь. Детей я здесь родил. Хочу, чтобы они были гражданами этой страны.

 – То есть Америка стала для Вас не дачей, а сараем, где можно хранить свои ценности? Вы ее используете для хранения капитала.

 – У меня там нет ни одного цента. Только квартира. Но у меня квартира и в Ялте. Я честно заработал деньги и купил все то, что сейчас имею.

 – Что Вас сейчас занимает и тревожит?

 – Я записываю новые песни. Недавно вернулся из Лос-Анджелеса. Получил там приз за выступление на Фестивале русской песни. В Голливуде скоро буду записывать две новые песни.

 – Я хотел бы услышать о Ваших переживаниях. Что Вас беспокоит, как воспринимаете Россию?

 – Живя в Америке, я всегда оставался в России. Мое кредо: «Я только телом эмигрант, а не душою. Я душу с телом здесь оставил навсегда. В стране, что доброю зовется и большою. В стране, какой нигде не будет никогда». Это я, когда жил в Америке. Россия – уникальная страна. С ее народным потенциалом, харизмой, внутренним миром. Во времена Советского Союза я приезжал, скажем, в Баку, Ереван, Тбилиси, как домой. Мы приезжали на декады музыкального творчества. Декада Украины, декада Казахстана, Узбекистана. Это было здорово! Сегодня такого, к сожалению, нет. Люди утратили патриотизм. Я сохранил в своем сердце любовь к стране, потому что страну узнать можно.

 – Получается, что пока Вы были в Америке, мы здесь потеряли свой патриотизм. А Вы не успели его потерять, потому что отсутствовали?

 – (Смеется.) Да. Родину можно понять, будучи вдали от нее и не имея возможности быть с ней. Я целых 15 лет не имел возможности даже позвонить маме. А в 1989 г. меня пригласили с гастролями по Советскому Союзу. Это были триумфальные концерты. Свою страну нужно любить, даже если она нищая.

 – ПОЧЕМУ обязательно надо быть далеко от России, чтобы патриотизм накопился?

 – Социальные изменения, которые происходят в стране, отвлекают людей от любви к Родине. Люди были потрясены негативными сторонами нашей жизни. Мне было очень неприятно, когда Россию называли «страной третьего мира». Сегодня я вижу, что ситуация изменилась, и горжусь этим. Вообще горжусь, что я россиянин! Думаю, я гордился бы так же, если бы был азербайджанцем, евреем…

 (Мне не удалось направить мой диалог с пациентом в индивидуально-психологическое русло. Он постоянно сводил разговор на общесоциальные факторы. У меня сложилось впечатление, что у моего пациента существует хроническая установка менять не себя, а среду. Точнее, менять себя через изменение среды. Это также было, по-видимому, одной из причин его эмиграции.)

 – А в Америке Вы не стеснялись того, что русский?

 – Нет. Там и евреи говорят, что они русские. В Америке принято считать, что люди, приехавшие из Советского Союза, – все русские.

 (Не страдает ли мой пациент комплексом национальной неполноценности?)

 – Многие, живя там, коверкают свои фамилии на английский лад, добавляя в конце вместо «ov» – «оff»…

 – Я был просто русским парнем, жившим в Америке, соблюдавшим ее принципы, законы, привычки и т.д. Написал там очень много песен о любимой Родине.

 – И все-таки, почему большинство творческих людей России остались в 1974 г. на родине, а Вы выскочили за пределы кордона?

 – Однажды по «Свободе» я услышал: «Из всех эмигрантов выиграл Вилли Токарев». Ведущий сказал, что на меня в Америке стали смотреть другими глазами после моего триумфального возвращения в Россию. Мне стали платить в 10 раз больше денег, чем я получал до этого.

 (Это опять работа комплекса неполноценности.)

 – Вы не подчиняетесь никому. Вы – хозяин мира. Я просто почувствовал это!

 – Я – свободный человек, и везде свободен.

 – В пьесе драматурга Михаила Волохова один персонаж говорит: «А кто в суки ссучится – тому и смерть!» Получается, что Вы человек, который не приемлет, когда кто-то начинает Вас ссучивать?

 – Я просто ухожу и делаю свое дело там, где мне не мешают.

 – Именно поэтому Вас телевидение не балует? Там же надо играть в их игру.

 – (Смеется.) Да, не балует.

 – Вы старались не отставать от среднего американца? Многие эмигранты мечтают быть на уровне аборигенов. Получить гражданство и т.п.

 – Я никогда не завидую другим и не считаю чужие деньги. Это качество мне очень помогло. Я видел, что рядом со мной люди обеспеченные – кушают хорошо, разъезжают на шикарных машинах. А у меня ничего не было. Ходил пешком, ездил на метро. И потихоньку добирался до своей цели. Получил гражданство, как все, через 5 лет. Я приехал, чтобы реализовать свое творчество, что невозможно было сделать в Советском Союзе.

 – Вы рассчитывали на советскую публику, живя в США?

 – Нет. Я даже не верил, что мои песни попадут в Россию. Но когда я выпустил 22 альбома, которые были востребованы, мне присылали чеки из Чехии, Канады, Южной Америки, потом Европа подключилась, Австралия, Япония и даже Южная Африка. Я купил квартиру на берегу океана, в очень престижном старинном доме. У меня появились деньги в банке. Я стал средним американцем. Тогда я решил, что мне нужно уезжать домой.

 – Считается, что США – это своего рода дача всего мира. Люди туда что-то везут, что-то там строят. Детей туда отправляют.

 – Вот этого я не понимаю, потому что происходит утечка, во-первых, капитала, а во-вторых, умов.

 – 11 сентября в Вашей душе сильно отозвалось?

 – Я воспринял это как личное горе.

 – НЕ МОГЛИ бы рассказать какие-нибудь свои сновидения?

 – Я почти никогда не вижу снов. У меня нормальное здоровье, хорошо сплю. Соблюдаю некоторые принципы питания, питья водки, курю только сигары.

 – А абсурдные сновидения когда-нибудь были?

 – Никогда. Но то, что я переживал и видел своими глазами, похлеще любого сна. На меня несколько раз нападали вооруженные грабители, моя жизнь могла закончиться в одно мгновенье, спасла уверенность. Я начал рассказывать русские анекдоты на английском языке черному, который хотел меня пристрелить. Один анекдот он попросил меня рассказать ему 4 раза. После этого забрал машину, а я остался жив.

 – Тогда расскажите о фантазиях, которые Вас посещают.

 – Я фантазирую о том, что у меня уже есть своя студия в центре Москвы. Она обставлена прекрасной мебелью. Потому что я привез из Америки свою аппаратуру. Это итог моей работы там. Когда у меня появится возможность, а такие перспективы уже есть, открою свою студию. Это моя мечта.

 Мне не удалось глубоко раскрыть феномен личности моего пациента. На протяжении всего сеанса он дезориентировал меня, переключаясь от своих психологических проблем на общесоциальные, на рассказы о своем триумфальном шествии по России. Мой пациент довольно логично выстраивал свою биографию, так что оказалось, что он все время прямо шел к своей намеченной цели, причем по программе, которую наметил в начале своей эмиграции. Одержимость и кураж, подпитываемые комплексом неполноценности, вызывают большую симпатию к нему.