Игорь Альтер — гуру журналистики, интереснейший рассказчик, обаятельный мужчина. Пристрастный читатель «Аргументов недели», инициатор и модератор любимого проекта «АН» — «Экспертный совет». Автор и бессменный ведущий программы «Фактор здравого смысла», выходящей на АИСТе, не перестаёт искать здравый смысл. Хотя дело это, особенно сегодня, очень непростое. Разговаривает со своими собеседниками Игорь Григорьевич виртуозно, не избегая острых углов, не без иронии и юмора. Бывая в разных странах и городах, он неизменно возвращается в Иркутск. Хотя, как ни парадоксально, в родном городе, да и в стране, долгое время ему не удавалось сделать карьеру.
Донжуан в молодости, теперь уже почти четверть века он надёжный семьянин. Имея за плечами пять браков, только после 55 Альтер обрёл настоящее семейное счастье. Недавно мэтр был удостоен почётного звания «Легенда отечественной журналистики». Пользуясь таким поводом, непростительно было бы не поговорить с Игорем Григорьевичем о необычных людях, с которыми его сводила жизнь, о дипломатии семейных отношений и о журналистике.
— Игорь Григорьевич, поздравляем с наградой! «Легенда отечественной журналистики» — это точно про вас.
— Я далеко не первый в ряду высоких профессионалов. Раньше всех это звание получили Александр Бовин, журналист «Известий», и Егор Яковлев — главный редактор «Московских новостей». Среди обладателей высшего журналистского звания — Владимир Познер, Леонид Парфёнов, Владимир Соловьёв.
— Знаю, что в вашей копилке хватает журналистских наград.
— Там есть и «Золотая запятая», и «Золотое перо», и почётный знак от Союза журналистов России «Честь. Достоинство. Профессионализм», а теперь ещё и «Легенда отечественной журналистики».
— То есть теперь можно спокойно почивать на лаврах?
— Награды не дают основания почивать на лаврах. Для меня это скорее аванс, некая надежда на то, что ещё успею сделать нечто приличное. У журналиста должно быть стремление развиваться и расти. Если этого нет, то из профессии надо уходить. Карьера в журналистике — это умение писать, а не занимаемая должность. К примеру, мало кто знал главного редактора «Известий» Петра Алексеева, но все знали журналистов Анатолия Аграновского, Татьяну Тэсс. В нашей профессии важно уметь делать продукцию с блеском. Если твои материалы заметят — ты всегда будешь востребован.
— Вы как-то сказали, что современной журналистике «легче быть некачественной». Что вы имели в виду?
— В массе своей качество газетных материалов и правда упало. В своё время многое из того, что сейчас выходит, не пропустили бы в печать. Раньше как было: перед тем как тексты увидит читатель, их ждала многоступенчатая фильтрация — от завотделом до главного редактора. Материал шлифовали. А сегодня что корреспондент впопыхах написал, то и поставили.
— Ещё одна цитата из вашего интервью, которое вы давали несколько лет назад: «Журналистика должна быть правдивой и умной». Что сегодня думаете по этому поводу?
— Дело в том, что сегодня есть две журналистики. Первая — журналистика «наших достижений»: когда по будням «ура», а по праздникам «ура-ура!». Вторая — нашего реального мироуклада, со всеми его проблемами и правдивым отражением того, что происходит. Второй, к сожалению, сегодня гораздо меньше. Теперь я читаю только три газеты: «Восточку», «Московский комсомолец» и «Аргументы недели». Эти издания мне интересны. Качественные тексты, аналитика… А вот официальные региональные (да и федеральные) издания работают с оглядкой на областные правительства и городские администрации. С оглядкой на то, что скажет «княгиня Марья Алексевна».
— СМИ уже лет 30 как финансово несвободны, соответственно и журналистика тоже. А сегодня, как никогда, выживаемость зависит от наличия контрактов, в том числе с региональной и городской властью.
— Контракт — это способ выживания. Печатная журналистика с трудом выживает. За интернетом, телевидением ей не угнаться. Того, что раньше было в газете очень ценно — информационный запал, сегодня не осталось. Да и информация нынче в основном напоминает казахскую песню: что вижу — пою. А во времена моей молодости журналисты не констатировали факт, а работали на его опережение. Сегодня мы отвечаем на вопросы «Что? Где? Когда?», а тогда газеты пытались ответить на вопрос «Почему?». Аналитики стало сегодня мало. Где-то она появляется, но это капля в море. Исчезли такие популярные жанры, как очерк и фельетон.
— Я слышала мнение, что сегодня журналистики, по сути, вообще нет. Согласны?
— Смотря какой журналистики… По-настоящему объективной, пишущей обо всём честно и бескомпромиссно, действительно, дефицит. Мир стремительно меняется. На мой взгляд, журналистика за ним не успевает. На первый план вышли деньги, издания перешли на коммерческие рельсы. Теперь его величество рубль — наш маяк. Как только появилась журналистика за деньги, моральные нормы были попраны. Человека можно оплевать, заклеймить, только заплати соответствующую сумму. Раньше это было невозможно.
Есть два понятия, на которые всегда обращали внимание: рейтинг и репутация. Сегодня понятие репутации для многих изданий отошло на десятый план. Даже уважаемые, солидные когда-то газеты в погоне за дешёвой сенсацией потеряли свою репутацию. Произошла девальвация не только журналистики, но и духовности, культуры…
— Какой же выход сегодня у журналистики?
— Тут надо задать вопрос: а хочет ли сама журналистика или те, кто ею командует, выходить из этого тупика? Спросите, что для этого надо? Писать правду. Но это очень сложно. Если издание связано контрактом с властью, значит, оно надело на себя удавку. Можно найти много поводов, за которые следует критиковать, допустим, мэра или губернатора. Но это никто не станет делать. И не только из-за контракта, а потому что не принято у нас критиковать высших лиц города, региона, страны. Сегодня из десяти слов, которые мы говорим, над восемью надо подумать.
— То есть сегодня о честной журналистике и говорить не приходится?
— Говорить всю правду, какой бы жёсткой она ни была, нигде и никому не дано. Но, на мой взгляд, надо стараться быть «ближе к тексту», что мы и пытаемся делать в «Факторе…».
— По какому принципу выбираете героев для интервью в вашей программе?
— Когда я только её задумывал, радовался: как хорошо, буду приглашать кого захочу, поговорю со многими интересными персонами. Но тут я столкнулся с проблемой: мало людей, обладающих даром держать аудиторию в напряжении, умеющих интересно и увлечённо рассказывать, а не говорить сухим, казённым языком. Я выбираю спикеров, у которых в приоритете не статистика, а дела, открытия. Поэтому у меня довольно небольшой круг приглашённых. Но все они интересные люди. Это учёные, врачи, социологи, актёры, писатели. Из всех журналистских жанров мне больше всего по душе интервью — оно позволяет раскрыть человека. В чём-то это всё-таки штучная работа.
— Многие ваши собеседники стали для вас хорошими друзьями. Как это у вас получается?
— Эти люди мне интересны, они имеют необычный взгляд на мир, нестандартно мыслят. К примеру, дашь одному человеку стакан и спросишь: что это такое? Он скажет — стакан. А другой перечислит 19 позиций и в конце добавит: кстати, это ещё и стакан. Вторых я готов слушать 24 часа в сутки. Поэтому с ними и складываются дружеские отношения.
— Какие ваши материалы вам наиболее дороги?
— Первый мой серьёзный материал в «Молодёжке», вышедший в 1962 году. Это был очерк об олимпийском чемпионе Константине Вырупаеве, который назывался «Путь к Олимпу». А первая заметка, которой я страшно гордился, появилась двумя годами ранее. Это была пятистрочная информация о соревнованиях по боксу на заводе Куйбышева. Тогда впервые в «Молодёжке» появилась моя фамилия. Я был так горд, что скупил полтиража и раздавал газеты всем прохожим на улице Карла Маркса, говоря, что стал писателем. Вообще, в те годы профессия журналиста была окутана романтикой, примерно как работа капитана дальнего плавания. Конечно, в действительности всё оказалось не так. Сейчас я бы хорошо подумал, прежде чем пойти на журналистику. Но тогда для молодых газетчиков, особенно живущих далеко от Москвы, престижно было напечататься в «Известиях», «Огоньке», «Комсомолке». А мне удалось это сделать.
В 1987 году в «Огоньке» вышел мой материал про русскую диаспору в Болгарии, под названием «Наши за границей». На него пришли тысячи откликов. К тому времени я уже прожил 10 лет в Болгарии. А в «Известиях» напечатали очерк «Почему я стал «невозвращенцем». Я уехал в Болгарию, только потому что женился на болгарке. Никаких политических мотивов, разумеется, не было. Жена была специалистом по математической лингвистике. В Союзе работы для неё не нашлось, ну я и уехал к ней.
— И в Болгарии вы сразу нашли работу. Вы рассказывали, что в СССР беспартийному еврею сложно было устроиться в крупные издания типа ТАСС или АПН — агентство печати «Новости».
— Точно. Приехав в Болгарию, я решил зайти в агентство «София-пресс». Штат — около тысячи человек, огромное здание. Был вечер пятницы. Познакомился с главным редактором «Софийских новостей», которые выходили на разных языках, в том числе и на русском. Он капитан-подводник, к тому же лучший на Балканах переводчик Достоевского. Выпили за знакомство. На прощание он обронил: «Если делать тебе будет нечего, в понедельник зайди».
В понедельник мне и впрямь было нечего делать, и ближе к вечеру я пришёл. На всякий случай. А редактор мне говорит: «Я так и знал, что ты недисциплинированный». Спрашиваю: «С чего бы это?» «Так это ж ясно! — отвечает он. — У нас тоже люди не с раннего утра на работу приходят. Но у тебя же сегодня первый рабочий день, а ты только сейчас явился!» Так я оказался в «София-пресс». Поднялся по карьерной лестнице, работал главным редактором главной редакции «Советский Союз», а потом стал генеральным представителем агентства в СССР и перебрался в Москву.
— А почему вы решили вернуться в Иркутск?
— У меня с Иркутском многое связано. Я тут родился, учился. Ну как учился — ходил на заочные занятия в университет. Есть два вида студентов: одни ходят за знаниями, другие — за бумажкой. Я за бумажкой пришёл. Тут жили мои друзья, многих из которых, к сожалению, сейчас уже нет. Я объехал много стран и городов. Но именно здесь мне всегда было комфортно. Я говорю не о радостях быта или каких-то привилегиях. Комфорт для меня — это состояние души. У Иркутска, по-моему, чистая, добрая душа. Здесь особые отношения между людьми. Тёплые, не замешенные на прагматизме. Хотя сейчас многое изменилось — и, увы, не в лучшую сторону.
— В свои восемьдесят вы дадите фору любому молодому журналисту: востребованны, много, активно, интересно работаете. Что помогает вам сохранить такую работоспособность, энергию, бодрость?
— Всё просто. Человек, какой бы он Геракл ни был, к 80 годам имеет кучу болячек. А самое действенное лекарство от всех недугов — это работа. Когда она есть, просто не остаётся времени думать о том, что там что-то колет, а тут что-то ноет. Мне повезло: за 60 лет моего стажа я ни дня не проработал на службе, где надо было сидеть с девяти до шести, перекладывая бумажки.
Для меня профессиональная востребованность — это прежде всего желание заменить таблетки работой. Когда нечем заняться в таком возрасте, начинаешь думать: а что будет завтра? А мне совершенно некогда и не хочется об этом думать.
— Вы всегда прекрасно выглядите: модные пиджаки, рубашки, хороший парфюм. Явно видна рука любимой жены Ирины. Расскажите о своей семье.
— Опыт семейных отношений у меня богатый: был женат пять раз. С последней женой, Ирочкой, мы уже 24 года вместе. Мне повезло, и я теперь у Бога в большом долгу. Чтобы вы поняли, сделаю небольшое лирическое отступление. Лет десять назад приезжал в Иркутск Михаил Козаков. Ему было уже далеко за 70. Он потрясающе читал стихи и рассказывал интересные вещи. Так вот Казаков сказал, что по-настоящему полюбить человека, так, чтобы он был тебе нужен больше, чем кислород, можно только после 70. Сейчас-то я хорошо понимаю, что он имел в виду.
Вообще, самая сложная дипломатия, на мой взгляд, не дипломатия между странами, а дипломатия семейных отношений. Женщина должна суметь установить домашний барометр так, чтобы дома мужчине было спокойно и комфортно. У нас с женой замечательные, уважительные, нежные отношения. Я никогда не был так ухожен, так обласкан вниманием. За все эти годы мы никогда не отдыхали порознь, никогда не уставали друг от друга. Мы интересны друг другу. Это, наверное, и есть семейное счастье.