Сцен не потерплю!
В середине 70-х у Михаила Сельцова должность была завидная - руководитель всей ленинградской сети «Союзпечати». А это не только газеты-журналы, но и идеологически выдержанные открытки и значки, всевозможный канцелярский товар. Главное, с умом к этой торговле подойти, тогда и сам будешь сиять, как юбилейная открытка... В общем, дело было не только прибыльное, но и ответственное, ведь Михаил крутился в самых высоких и доходных сферах - от Ленгорторга до самого горкома партии. Всюду имел блат, жил, само собой, широко. Не хватало только семейного счастья, достойной пары. Первая жена такая дура попалась, прости господи, что на людях совестно было показаться. Глупая, жадная, горластая. Так уж получилось, что женился Михаил, толком не подумав. И, наученный собственным горьким опытом, часто в сердцах повторял знакомым мужикам: «Быстро жениться - век срамиться».
С Ольгой он познакомился на одном из банкетов «для своих». В свои тридцать лет это была настоящая былинная красавица: дородная, розовощекая, с роскошными русыми волосами до талии и рубенсовским бюстом. Из числа тех женщин, на которых мужики на улицах оборачиваются. Михаил твердо решил добиться этой женщины и - добился. Правда, нескоро, через несколько лет. После того как умер первый муж Ольги, директор обувного магазина, и она осталась с крошкой-дочкой на руках. И сам Михаил наконец развелся со своей, дав ей и сыну все, чего они хотели.
Знакомые, зная довольно-таки ветреный Ольгин характер, хором отговаривали Михаила от брака. Но они поженились. Да так разгульно, что за эту свадьбу Сельцов получил по партийной линии крепкий нагоняй. Где ж это видано, чтобы в Советском Союзе свадьбы отмечались с конными экипажами, цыганами и настоящим фейерверком?!
Единственным условием молодой к мужу было категорическое требование не ревновать ее к другим. «Я дама по натуре общительная, пофлиртовать люблю, - предупредила Ольга. - Никаких семейных сцен не потерплю!» Михаил честно пообещал воли ревности не давать. А поводов для этого, положа руку на сердце, было немало. Но Михаил слово свое держал. Любил очень...
Похмелье за чужой счет
Как-то однажды на даче Сельцовых под Колпино сидела привычная теплая компашка. И затесался на эту гулянку заезжий дипломат из столицы. Борис Широков, чрезвычайный и полномочный посол СССР в одной богатой нефтью арабской монархии. Слово за слово, стопка за стопкой, он возьми да и предложи Михаилу Сельцову поехать к нему, в посольство, на должность завхоза. Мол, моему старому пердуну давно на пенсию пора, а тебя, Миша, мне рекомендовали как мужика расторопного, хозяйственного - то, что мне нужно! Ну Миша и разлысил лоб... Да и то сказать, кто ж из советских людей отказался бы от такого предложения?
Вот только жары они с Ольгой не переносили. Но на месте оказалось, что и это несмертельно, можно и к жаре привыкнуть. С такой-то зарплатой, да в валюте... И вообще - ЗАГРАНИЦА! Единственное, к чему Ольга никак не могла привыкнуть, это к протяжному крику муэдзина с балкончика соседней мечети. Оттуда он пять раз в день пронзительно звал правоверных к намазу. Странно это звучало для русского уха.
Ревность зашевелилась в Михаиле, как скользкая жаба, уже на первом году службы дипзавхозом. Чувствовал он, что отношения между его Ольгой, кассиром посольства, и Борисом Широковым того и гляди выйдут за рамки чисто служебных. Теми же подозрениями мучилась и Галина, посольская жена. Она-то и застукала своего благоверного с кассиршей в комнате отдыха посла, расположенной прямо за залом официальных приемов. А в комнате этой - широченный диван, тут же за дверью - душ. Для запретной любви все, как говорится, под рукой. И эти двое - в домашних халатах...
Любовники Галину не заметили, а она не посчитала правильным выдать себя. Михаил же в тот день встречал на аэродроме «борт» с родины, захлопотался.
Через несколько дней сотрудникам должны были выдавать зарплату. Пришла Ольга в кассу, открыла сейф, а там - как пылесос прошел. Пустота звенящая и записка лежит: «Погуляла за чужой счет? Вот тебе и похмелье». Почерк был бисерный, женский.
А ключи от кассы были только у посла и самой Ольги. Значит, Галина потихоньку умыкнула их у мужа и свистнула деньги. Отомстила. Но, поди ж ты, докажи...
Скандалище разразился колоссальный. Ольге с Михаилом на сборы дали 24 часа.
- Ну что, добрая душа, доигралась?! - кричал на жену завхоз Сельцов. - Дать бы тебе по башке, да что толку?..
Сгоряча собирались было и Широкова отправить на пенсию, но он самолично летал в Москву, с кем-то там встречался в МИДе. Отделался в итоге «строгачом».
Арабские сувениры
Любовь и впрямь способна вить веревки из людей: Михаил Ольгу простил. И не только в этот раз, если уж на то пошло. В Питере он быстро получил должность замдиректора крупного промтоварного склада. Ольга - старшего кассира в Ленгорторге. О том годе, который они провели в загранке, напоминала только все шире разраставшаяся коллекция арабских сувениров: Ольга периодически приносила в дом новые цацки. Всякого было у них в жизни: дети выросли, внуки пошли. Но успокоилась Ольга и перестала давать мужу поводы для ревности, только разменяв шестой десяток. «Все, Миш, я свое отгуляла, - сказала мужу. - Теперь я - только твоя. И уже - до могилы».
...Никто из знакомых так потом и не признался Михаилу, кто же именно сообщил пенсионеру Борису Широкову о смерти Ольги. Старики на поминках после свары сели рядом, выпили и заговорили вполголоса. И вдруг Михаил хлопнул себя по лбу:
- Вот я, старый дурак, а?! Ведь мог же догадаться! Олька ведь сколько лет таскала в дом эти арабские бирюльки! - он ткнул в широченные полки, сплошь заставленные восточными сувенирами. - Это ж твои подарки, Борька, стервец! А мне говорила - купила...
Борис повесил седую голову:
- Прости уж меня, Миша. И Олю свою прости, пусть земля ей будет пухом. Это она тебя берегла, насколько могла...