Рассказывая, она пристально смотрит тебе в глаза, словно настраивает зрительный мост, по которому дополнительно в слушателя пытается загрузить свои переживания из прошлого и тревогу о будущем. Говорит ровно и тем самым придает особый рассказу трагизм.
По отсутствию эмоций там, где они, кажется, неминуемо должны быть, делаешь вывод: ты даже не десятый кому она исповедуется и от повторений настолько стесалась острота ее воспоминаний, что искрящийся накал превратился в глухое тление, с которого и начинается тот мост.
Налоговая, ведущая ее бизнес, после переезда госструктуры из Донецка в Мариуполь, от дальнейшего учета ее, как предпринимателя, отказалась. «Пусть вас теперь ваши ополченцы считают», – коротко ответили на том конце провода и отключились.
От взрыва ракеты «Точка У» их с дочерью отбросило в коридор – одну из комнаты, другую с кухни. Дом от взрывной волны надломился – по стенам пошли трещины.
Продуктовый магазин – часть бизнеса – закрыт. Вместо стекол доски. Крыша и стены в дырах. Чинить нет смысла – при ближайшем обстреле все может повториться, так уже было. В таком состоянии здание зиму не переживет, весной внутренняя отделка разрушится полностью.
Приличная машина перегнана в Крым, подальше от осколков и мародеров.
В районе аэропорта зачуханную «копейку» подрезает от руки выкрашенный под камуфляж раздолбанный 41-ый «Москвич». Небритый мужик сует в окно дуло автомата и сипит: «Чего ополчение не пропускаешь?!». Предложение застрелить ее тут же на месте, так как вся эта недовойна ей до смерти осточертела, дерзости мужику не придает. «Или стреляй, или пошел вон! – кричит ему она – Нужна машина? Забирай!», и газанув, рвет с места, ожидая очередь в заднее стекло.
В Крым едут по полям с розочками. Это когда из асфальта торчат неразорвавшиеся снаряды оперением вверх. Столкновения с этими «цветами» из асфальта смертельно опасны. Выезжают в во время «зеленого коридора». Но это не когда обе стороны объявили о гарантированной приостановке на некоторое время обстрела, а когда по опыту известно, что после сильной стрельбы, скорее всего, будет затишье. Будет, скорее всего. На этот раз повезло.
В Крыму, глядя на бывших сограждан, сидящих по кафе и спешащих по делам или в магазин, недоумевают, как так получилось, что вот из-за этого полутора миллиона жителей здесь, около шести страдают там. Вечером шарахаются к стене, услышав звук разорвавшейся петарды, выпущенной в небо свадебной процессией.
Везде встречают своих донецких. На улицах, в магазинах, в кафе, в паспортных столах, ФМС, судах. «Как все это началось?» – спрашивают друг у друга, недоумевая.
Стать новыми крымчанами нелегко. У многих есть вроде бы законное жилье. Но украинские документы на собственность ничего не гарантируют. Признание владения квартиры законным только через суд. Там просят подтвердить пребывание в Крыму до 16 марта 2014 года. Крымчане, когда поняли, что свидетельствуя, помогают не бедным приезжим с Украины, стали это делать за деньги. «Да, мы с тобой соседи два года. И что? Некогда мне по судам шастать - у меня работа», – приводят обоснование финансовой заинтересованности свидетели.
Все чаще слышится «понаехали». После того как в Алуште машине с донецкими номерами пробили все колеса, стали с улиц рассовывать авто по дворам. Но и сейчас почти каждая вторая машина, припаркованная к обочинам тихих улочек курортных крымских городов с номером АН (Донецк).
Что делать после Нового года с транспортом тут, в Крыму, но зарегистрированном там, на Украине, непонятно. Здесь потребуют отметку о въезде на территорию России, а многие машины в Крыму с весны 2014. Потребуют убираться вон? Все пугают друг друга сообщениями, что пробыв в России шесть месяцев ровно столько же нужно машине отстояться по месту приписки. А там ее в один миг могут или разбомбить или экспроприировать. Получить крымские номера? Так первый же украинский ГАИшник заберет такую машину на штрафстоянку, пробив по местной базе другие номера, числящиеся за данным авто.
Возвращаться в Донецк опасно, но проклятая ностальгия! И опасно быть зачисленным в предатели в списке какой-либо из конфликтующих сторон. Как ведь оно все дальше-то повернется неизвестно. Да и не год, не два люди планируют еще пожить.
«Кажется, нас сорвал с насиженных мест какой-то огромный ветер. Откуда он дует, мы не понимаем. Когда стихнет, не знаем. Что останется, когда все это там прекратиться, боимся предполагать, – говорит она и добавляет, – Но страшнее всего догадываться, что это лишь только начало».