«Написано кровью»

 Российский писатель Александр Солженицын дал интервью немецкому журналу «Шпигель». Он рассказывает о трагической истории своей страны, о неудачах реформаторов Горбачева и Ельцина, о разочаровании в политике Запада и об отношении к жизни и смерти. Печатается с незначительными сокращениями.

 – АЛЕКСАНДР Исаевич! Мы застали вас как раз за работой. В ваши 88 лет вас, кажется, не покинуло ощущение, что вы должны, обязаны работать, хотя здоровье не позволяет вам свободно перемещаться по дому. Откуда вы черпаете эту силу?

 – Внутренняя пружина была. От рождения была. Но я с удовольствием отдавался работе. Работе и борьбе.

 – Мы видим здесь только четыре письменных стола. В вашей новой книге, которая в сентябре выходит в Германии, вы вспоминаете, что писали даже во время прогулок в лесу.

 – Когда я в лагере был, то писал даже на каменной кладке. Я на клочке бумажки писал карандашом, потом содержание запомню и уничтожаю бумажку.

 – И эта сила не покидала вас и в самые отчаянные моменты?

 – Да, казалось: как кончится, так и кончится. Что будет, то будет. А потом получалось, вроде что-то путное вышло.

 – Но вряд ли вы так думали, когда в феврале 1945 г. военная контрразведка в Восточной Пруссии арестовала капитана Солженицына. Потому что в его письмах с фронта были нелестные высказывания об Иосифе Сталине. И за это – восемь лет лагерей.

 – Это было южнее Вормдитта. Мы только выбрались из немецкого котла и прорывались к Кенигсбергу. Тогда меня и арестовали. Но оптимизм у меня всегда был. Как и убеждения, которые толкали меня.

 – Какие убеждения?

 – Конечно же они с годами развивались. Но я всегда был убежден в том, что совершал, и никогда не шел против своей совести.

 – Александр Исаевич, когда вы 13 лет назад вернулись из изгнания, происходившее в новой России вас разочаровало. Вы отклонили Государственную премию, которую Горбачев предложил вам. Вы отказались принять орден, которым хотел наградить вас Ельцин. А сейчас вы приняли Государственную премию России, которую вам присудил Путин, некогда глава той спецслужбы, предшественница которой так жестоко преследовала и травила вас. Как все это рифмуется?

 – В 1990 г. мне была предложена – отнюдь не Горбачевым, а Советом Министров РСФСР, входившим в состав СССР, – премия за книгу «Архипелаг ГУЛАГ». Я отказался потому, что не мог принять лично себе почет за книгу, написанную кровью миллионов.

 В 1998 г., в нижайшей точке бедственного народного положения, в год, когда я выпустил книгу «Россия в обвале», – Ельцин лично распорядился наградить меня высшим государственным орденом. Я ответил, что от Верховной Власти, доведшей Россию до гибельного состояния, награды принять не могу.

 Нынешняя Государственная премия присуждается не лично президентом, а высоким экспертным сообществом. В Совет по науке, который выдвинул меня на эту премию, и в Совет по культуре, который поддержал это выдвижение, входят самые авторитетные в своих областях, высокоуважаемые люди страны. Будучи первым лицом государства, президент вручает эту премию в день национального праздника. Принимая награду, я выразил надежду, что горький российский опыт, изучению и описанию которого я отдал всю жизнь, предупредит нас от новых губительных срывов.

 Владимир Путин – да, был офицером спецслужб, но он не был ни следователем КГБ, ни начальником лагеря в ГУЛАГе. Международные же, «внешние» службы – и ни в какой стране не порицаемы, а то и хвалимы. Не ставилась же в укор Джорджу Бушу-старшему его прошлая позиция главы ЦРУ.

 – Всю вашу жизнь вы призывали власть к покаянию за миллионы жертв ГУЛАГа и коммунистического террора. Был ли ваш призыв по-настоящему услышан?

 – Я уже привык, что публичное покаяние – везде в современном человечестве – самое неприемлемое действие для политических фигур.

 – Нынешний президент России называет распад Советского Союза крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века. Он говорит, что пора заканчивать самоедское копание в прошлом, тем более что извне предпринимаются попытки пробудить у россиян необоснованное чувство вины. Разве это не пособничество тем, кто и без того хочет, чтобы забылось все, что происходило во времена Советов внутри страны?

 – Ну вы же видите, что и повсюду в мире растет тревога: как Соединенные Штаты, ставшие в результате геополитических изменений единственной сверхдержавой, справятся со своей новой, монопольно-ведущей мировой ролью?

 Что касается «копания в прошлом», то, увы, – то самое отождествление «советского» с «русским», против которого я столь часто выступал еще в 1970-е гг., не изжито и сегодня – ни на Западе, ни в странах бывшего соцлагеря, ни в бывших республиках СССР. Старое поколение политиков в коммунистических странах оказалось не готово к покаянию, зато новое поколение политиков вполне готово предъявлять претензии и обвинения – и самой удобной для себя мишенью выбирают сегодняшнюю Москву. Как будто они героически освободили сами себя и вот живут новой жизнью, а Москва осталась коммунистической.

 Однако смею надеяться, что эта нездоровая стадия скоро пройдет, и все народы, испытавшие на себе коммунизм, осознают именно в нем виновника столь горького пятна своей истории.

 – Включая русских.

 – Если бы мы все смогли посмотреть на собственное прошлое трезво, то у нас в стране отпала бы ностальгия по советскому строю, которую проявляет менее пострадавшая часть общества, а у стран Восточной Европы и бывших советских республик – желание видеть источник всех зол в историческом пути России. Не надо никогда личные злодейства отдельных вождей или политических режимов ставить в вину российскому народу и его государству или приписывать их «больной психологии» русского народа, как это нередко делается на Западе. Эти режимы смогли держаться в России, только опираясь на кровавый террор. И вполне очевидно: лишь чувство осознанной, добровольно признанной вины может быть залогом выздоровления нации. В то время как несмолкающие упреки извне скорее контрпродуктивны.

 – Признание вины предполагает достаточное количество сведений о собственном прошлом. Историки, однако, упрекают Москву в том, что архивы перестали быть такими доступными, как в 90-е годы.

 – Вопрос непростой. Бесспорен, однако, факт, что за последние 20 лет в России произошла архивная революция. Открыты тысячи фондов, исследователи получили доступ к сотням тысяч документов, прежде для них закрытых. Уже опубликованы и готовятся к печати сотни монографий, выносящих эти документы на всеобщее обозрение. Но помимо открытых – в 90-е гг. были опубликованы и многие документы, не прошедшие процедуру рассекречивания. Так действовали, например, военный историк Дмитрий Волкогонов, бывший член Политбюро Александр Яковлев – люди, имевшие и немалое влияние, и доступ к любым архивам, – и общество благодарно им за ценные публикации. А в последние годы, действительно, обойти процедуру рассекречивания никому больше не удается. Идет же эта процедура – медленнее, чем бы хотелось.

 Тем не менее материалы, содержащиеся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФе), главном и богатейшем архиве страны, – остаются сегодня столь же доступны, как и в 90‑е годы. В конце 90-х ФСБ передало в ГАРФ 100 тыс. судебно-следственных дел, и они по-прежнему открыты и для частных граждан, и для исследователей. В 2004–2005 гг. ГАРФ опубликовал документальную «Историю сталинского ГУЛАГа» в 7 томах. Я сотрудничал с этим изданием и свидетельствую, что оно максимально полное и достоверное. Им широко пользуются ученые всех стран.

 – Прошло уже почти 90 лет с того времени, как Россию потрясли сперва Февральская, а затем и Октябрьская революции – события, красной нитью проходящие через ваши произведения. Несколько месяцев назад вы в большой статье подтвердили ваш тезис: коммунизм не был порождением прежнего российского режима, а возможность большевистского переворота была создана лишь правительством Керенского в 1917 году. Сообразно этому ходу размышлений, Ленин был всего лишь случайной фигурой, попавшей в Россию и сумевшей захватить власть лишь при содействии немцев. Мы верно вас понимаем?

 – Нет, неверно. Превратить возможность в действительность – под силу лишь экстраординарным личностям. Ленин и Троцкий были ловчайшими, энергичными деятелями, сумевшими вовремя использовать беспомощность правительства Керенского. Но поправлю вас – «Октябрьская революция» – это миф, созданный победившим большевизмом и полностью усвоенный прогрессистами Запада.

 25 октября 1917 г. в Петрограде произошел односуточный насильственный переворот, методически и блистательно разработанный Львом Троцким (Ленин в те дни еще скрывался от суда за измену). То, что называется «Российская революция 1917 г.», есть революция Февральская. Ее движущие причины – действительно вытекали из дореволюционного состояния России, и я никогда не утверждал иного. У Февральской революции были глубокие корни (что я и показываю в моей эпопее «Красное Колесо»). Это в первую очередь – долгое взаимное ожесточение образованного общества и власти, которое делало невозможным никакие компромиссы, никакие конструктивные государственные выходы. И наибольшая ответственность – конечно, на власти: за крушение корабля – кто отвечает больше капитана? Да, предпосылки Февраля можно считать «порождением прежнего российского режима».

 Но отсюда никак не следует, что Ленин был «случайной фигурой», а денежное участие императора Вильгельма – несущественным. В Октябрьском перевороте не было ничего органичного для России – напротив, он перешиб ее хребет. Красный террор, развязанный его вождями, их готовность утопить Россию в крови – первое и ясное тому доказательство.

 – Вашим двухтомником «200 лет вместе» вы недавно предприняли попытку преодолеть табу, долгие годы запрещавшее обсуждать совместную историю русских и евреев. Эти два тома вызвали на Западе скорее недоумение. Там вы в подробностях описываете, как в царское время еврей-трактирщик обогащался, используя нищету пьющих крестьян. Вы называете евреев передовым отрядом мирового капитала, шедшим в первых рядах разрушителей буржуазного строя. Из ваших богатейших источников действительно извлекается вывод, что евреи больше, чем другие, несут моральную ответственность за провалившийся эксперимент с Советами?

 – Я как раз не делаю того, на что намекает ваш вопрос: не призываю к какому-либо взвешиванию или сравнению моральной ответственности одного и другого народа и тем более отрицаю ответственность одного народа перед другим. Весь мой призыв – к само-осмыслению. В самой книге вы можете получить ответ на ваш вопрос: приходится каждому народу морально отвечать за все свое прошлое – и за то, которое позорно. И как отвечать? Попыткой осмыслить – почему такое было допущено? в чем здесь наша ошибка? и возможно ли это опять? В этом-то духе еврейскому народу и следует отвечать и за своих революционных головорезов, и за готовные шеренги, пошедшие к ним на службу. Не перед другими народами отвечать, а перед собой и перед своим сознанием, перед Богом. Как и мы, русские, должны отвечать и за погромы, и за тех беспощадных крестьян-поджигателей, за тех обезумевших революционных солдат, и за зверей-матросов.

 – Как вы оцениваете время, в течение которого у власти находится президент В.В. Путин, – в сравнении с его предшественниками, президентами Б.Н. Ельциным и М.С. Горбачевым?

 – Горбачевское правление поражает своей политической наивностью, неопытностью и безответственностью перед страной. Это была не власть, а бездумная капитуляция ее. Ответные восторги с Запада только подкрепили картину. Но надо признать, что именно Горбачев (а не Ельцин, как теперь звучит повсеместно) впервые дал гражданам нашей страны свободу слова и свободу перемещения.

 Ельцинская власть характеризовалась безответственностью перед народной жизнью не меньшей, только в других направлениях. В безоглядной поспешности скорей, скорей установить частную собственность вместо государственной – Ельцин разнуздал в России массовое, многомиллиардное ограбление национальных достояний. Стремясь получить поддержку региональных лидеров, он прямыми призывами и действиями подкреплял, подталкивал сепаратизм, развал российского государства. Одновременно лишая Россию и заслуженной ею исторической роли, ее международного положения. Что вызывало не меньшие аплодисменты со стороны Запада.

 Путину досталась по наследству страна разграбленная и сшибленная с ног, с деморализованным и обнищавшим большинством народа. И он принялся за возможное – заметим, постепенное, медленное, – восстановление ее. Эти усилия не сразу были замечены и, тем более, оценены. И можете ли вы указать примеры в истории, когда меры по восстановлению крепости государственного управления встречались благожелательно извне?

 – Нужна ли России национальная идея и как она может выглядеть?

 – Термин «национальная идея» не имеет четкого научного содержания. Можно согласиться, что это – когда-то популярная идея, представление о желаемом образе жизни в стране, владеющее ее населением. Такое объединительное представление-понятие может оказаться и полезным, но никогда не должно быть искусственно сочинено в верхах власти или внедрено насильственно. В обозримые исторические периоды подобные представления устоялись, например, во Франции (после XVIII в.), Великобритании, Соединенных Штатах, Германии, Польше и др. и др.

 Когда дискуссия о «национальной идее» довольно поспешно возникла в послекоммунистической России, я пытался охладить ее возражением, что, после всех пережитых нами изнурительных потерь, нам на долгое время достаточно задачи Сбережения гибнущего народа.

АРГУМЕНТ ПИСАТЕЛЯ

 – МРАЧНЫЙ опыт ХХ в. Россия взяла на себя и пережила – здесь мы цитируем вас по смыслу – как бы во имя всего человечества. Смогли россияне извлечь уроки из двух революций и их последствий?

 – Такое впечатление, что начинают извлекать. Огромное число публикаций и фильмов о российской истории XX в. (правда, неровного качества) свидетельствуют о нарастающем спросе. Вот только что – страшную, жестокую, ничуть не смягченную правду о сталинских лагерях показывал миллионам людей государственный канал «Россия» – в телесериале по прозе Варлама Шаламова.

 И например, я был удивлен и впечатлен горячностью, размахом и длительностью дискуссии, возникшей после опубликования в феврале этого года моей старой статьи о Февральской революции. Широкий спектр мнений, в том числе несогласных с моим, – радует меня, ибо наконец-то показывает живое желание понять собственное прошлое, без чего осмысленного пути в будущее не может быть.