Его убийство, как известно, стало поводом к Первой мировой войне – хотя именно войны эрцгерцог всячески пытался избежать. Через месяц с небольшим начались боевые действия. За этот месяц словно волею судьбы ушли из жизни и другие люди, которые – каждый по своим причинам! – тоже пытались предотвратить надвигающуюся трагедию.
Австрославист
Наследника австро-венгерского трона эрцгерцога Франца-Фердинанда вспоминают в основном из-за его гибели. Событие заслонило человека, хотя человек этот заслуживает внимания. Особенно у нас. Франц-Фердинанд готовился принять корону (действующий император Франц-Иосиф был уже очень стар) и предупреждал своих генералов: «Я никогда не поведу войну с Россией!» Хоть русских не любил...
Племянник Франца-Иосифа 51-летний Франц-Фердинанд долго находился в опале: некогда он самовольно и «неподобающе» (зато по любви) женился на чешке – графине Софье Хотек, не имевшей королевских кровей. Но в 1889-м застрелился сын императора, кронпринц Рудольф (считается, от разочарования в жизни, хотя есть сомнения). Встал вопрос о наследнике. Для сурового трудоголика Франца-Иосифа на первом месте всегда были дело и величие империи. Племянник показался ему наиболее подходящим для забот державных.
Эрцгерцог вёл тонкую игру. С одной стороны – всемерное укрепление императорской власти (ведь завтра править будет он). С другой… Что такое Австро-Венгрия? «Лоскутная империя»! Десятки народов, не особо любящих друг друга и сквозь зубы, больше в силу традиции, признающих власть Габсбургов. Наследник понимал: серьёзных потрясений такая страна не выдержит. Требовались реформы. Эрцгерцог ставил на «австрославизм» – идею предоставления широчайшей автономии славянским народам Австро-Венгрии, с последующим превращением страны в «Австро-Венгро-Славию» (на худой конец в запасе был даже план «Соединённых Штатов Австро-Венгрии» – автономии для двенадцати основных народов страны при сохранении её единства под императорским началом). Но приступать можно, лишь заняв престол, перемены должны быть эволюционными, для них державе требуются спокойствие и мир.
Мир? Международные отношения затягивались в тугой узел (см. справку), и очень многие желали, не мудрствуя, разрубить его ударом меча. В том числе сосед и главный союзник – германский император Вильгельм II. Тут Франц-Фердинанд вёл свою интригу: не то чтобы противился немецкому давлению, просто всячески давал понять, что Австро-Венгрия к войне не готова, раздираема противоречиями, насыщена русскими шпионами. Какой из нас союзник!
Он курировал армию, и в июне 1914-го отправился в Сараево на манёвры. Где и получил пулю – от пылкого сербского националиста – гимназиста Гаврилы Принципа.
Судьба патриота-убийцы
Убийца Жореса Рауль Виллен был странным типом. Девственник в 29 лет (поклонялся Жанне д’Арк, говоря, что прочие женщины недостойны). Из армии выперли за слабосильность. Профессии не имел… Похоже, ультранационализмом человек просто компенсировал комплексы.
Вообще, застрелив Жореса, он сильно выиграл. На фронт-то не попал! Это другие погибли – в том числе сын Жореса (пошёл в окопы добровольцем – чего уж спорить, когда страна в беде). А Виллен всю войну тихо просидел в уютной камере, выстраивая с адвокатом линию защиты. Судили его уже после войны, в 1919-м. Ах, лучше бы к процессу подошли как к обычному делу об убийстве. Но нет! Началось умничанье. Было заявлено, что: а) Жорес, несомненно, великий человек; б) останься он жив – наверняка изменил бы свою антивоенную позицию, ибо, конечно, был патриотом; в) но и Виллен – патриот; г) потому ради единства нации его надо оправдать; д) а поскольку взять с него нечего, судебные издержки возложить на вдову Жореса. Виллена выпустили. Вскоре он попался на перепродаже фальшивых монет. Дважды пытался прилюдно покончить с собой. Потом привалило наследство, и он съехал за границу – в Испанию, на Ибицу. Там вбухал все деньги в возведение большого, несуразного, так и недостроенного дома. В городе его считали тихим психом. Похоже, так оно и было. В 1936-м в Испании началась гражданская война, и Виллена расстреляли местные анархисты-республиканцы – просто как подозрительного, не зная, кто он.
За этим тоже можно увидеть усмешку судьбы.
Дипломат
Сараево вообще-то столица Боснии и Герцеговины. В тот момент – австро-венгерской провинции. А Принцип был именно сербским националистом. Сербия – другая страна. Или нет?
Это давний спор. После Русско-турецкой войны 1877–78 гг. оставленные турками Боснию и Герцеговину великие державы передали под управление Вены. Но Сербия считала эти земли своими, а Россия всегда сербам симпатизировала – и согласилась тогда вынужденно, в порядке компромисса. Потому окончательное решение «заморозили» на 30 лет. 30 лет прошли. В 1908–1909 гг. разразился «Боснийский кризис»: Австро-Венгрия спорные территории окончательно присоединила. Опиралась при этом на поддержку Германии, русских дипломатов ещё и просто надурили. Николай II рвал и метал, но от резких шагов удержал мудрый Столыпин: чёрт с ними, это чужие дела, у нас собственных проблем по горло! Однако Балканы есть Балканы. Там за века борьбы с турками въелись в психологию свои методы решения проблем и мести за национальные обиды: пистолет, бомба, кинжал. Террористическая организация «Млада Босна», в которую входил Гаврила Принцип, была одной из многих, а приехавший в Сараево наследник австрийского престола – удобной и желанной мишенью.
Но ведь дальнейшее легко предугадывалось! Если австрийцы, требуя расследования убийства, выдвинут совсем уж неприемлемые для сербов условия – те откажутся их выполнять. Что для Австрии – повод для войны с Сербией. Тут Россия, как пить дать, вступается за братьев-славян, Германия выступает на стороне австрийцев – и покатилось… Собственно, так и произошло. Но в ночь с 9 на 10 июля в Белграде вели трудный разговор два посла в Сербии: русский – Николай Гартвиг и австрийский – барон Владимир Гизль. Гартвиг умолял: добейтесь смягчения ультиматума! Рассказывают, он, пожилой и тучный, тогда чуть ли не прибежал в дом Гизля. Говорят, к утру в пепельницах лежали горы окурков. Но на рассвете русский посол пришёл домой – и умер. Сердце…
Ещё один человек, пытавшийся предотвратить катастрофу.
Мы так не любили друг друга
Период от «сараевского убийства» до непосредственного начала войны вошёл в историю как «июльский кризис 1914 г.» – время напряжённых дипломатических переговоров, ультиматумов, решений о мобилизации. Слишком серьёзны были накопившиеся между странами противоречия.
К тому моменту в мире сложились два главных военно-политических блока – «Антанта» («Сердечное согласие» – Англия, Франция, Россия) и «Тройственный союз» (Германия, Австро-Венгрия, Италия; Италия потом перешла на сторону Антанты, зато в «Союз» вошли Турция и Болгария).
Бурно развивающейся Германии требовались колонии – как источники сырья, рынки сбыта. Возникла конкуренция с Англией – главной колониальной державой мира. Колонии – за морем. Чтобы быть здесь с англичанами на равных, Германия усиливала военный флот. Это воспринималось, как сегодня попытки обзавестись ядерным оружием. Кроме того, экономический рост Германии вызвал и рост населения. Заговорили о нехватке «жизненного пространства». В ходе Франко-прусской войны 1870–1871 гг. немцы захватили у Франции Эльзас и Лотарингию. Франция жаждала их возврата.
Австро-Венгрия опасалась усиления панславистских тенденций – национально-освободительных и объединительных устремлений входивших в империю славянских народов. Свои надежды панслависты всегда связывали с Россией. После «Боснийского кризиса» (см. далее) отношения России и Австро-Венгрии ухудшились, при том, что Россия традиционно симпатизировала «братьям-славянам» (особенно Сербии). Одновременно она мечтала о выходе к Босфору и Дарданеллам – это был русский ключ к южноевропейской торговле. Но здесь её врагом была Турция. В Сербии, в свою очередь, сильны были силы, мечтавшие объединить юго-славянские народы под крылом Белграда. Аннексию Веной Боснии и Герцеговины эти люди восприняли как пощёчину. Кроме того, у Сербии имелись свои территориальные споры с Болгарией…
При этом все полагали – в крайнем случае череда конфликтов продлится полгода-год. Что война захватит всех, что затянется на годы, обернётся миллионами жертв, приведёт к полному перекрою карты мира – не думал никто.
Пацифист
Франц-Фердинанд был против войны по своим причинам, дипломат Гартвиг – по своим… Знаменитого французского социалиста Жана Жореса волновали вещи простые. Он, интернационалист и пацифист, знал: за амбиции сильных мира сего всегда платят обычные люди – жизнями, военными увечьями, неисчислимыми бедствиями. Иначе не бывает. Но во Франции «июльский кризис» (см. справку) – время национальной истерии. Смерть бошам! Даёшь Эльзас и Лотарингию! Пробил час возмездия!
Жорес пригрозил организовать всеобщую забастовку против войны – не только во Франции, но и по всей Европе. Он мог это сделать – очень уж авторитетен был. Харизматичная личность, блестящий оратор, популярный депутат парламента. Его газета «Юманите» имела неплохой тираж, устойчивый круг читателей. Получится или нет – в любом случае в момент, когда правительство готовилось к войне, такой человек мог создать проблемы.
И тут его убили. 31 июля ужинал с коллегами из редакции на веранде кафе, обсуждал новую статью. Со стороны улицы отдёрнулась занавеска (было жарко, окна открыты). Два выстрела в затылок. Нет, власть ни при чём. Просто «эманации витали в воздухе». Член Лиги молодых друзей Эльзаса и Лотарингии Рауль Виллен решил «покарать предателя».
Идея всеобщей забастовки умерла сама собой – фигур, равновеликих Жоресу, в стане противников войны не было.
Возможно, это был последний шанс как-то повлиять на события.