«ВЕНОНА» – операция по дешифровке
В МОСКВЕ знали, что американцы и англичане пытаются дешифровать закрытую переписку советской разведки. Эта информация поступила еще в 40-е годы. Решили, что это естественный процесс, который постоянно происходит в криптографических спецслужбах. Но американские криптологи лезли вон из кожи, чтобы дать своим контрразведчикам хоть какие-то зацепки. К осени 1948 г. появились первые успехи. Естественно, что свою сокровенную тайну американцы, участвовавшие в игре английской разведки, не стали особенно скрывать. Ее узнал Филби и сообщил в Москву, что Гомер на грани провала. ЦРУ и МИ-6 интересовало: что будет делать Москва? Есть ли у нее другая агентура? Москва, сомневавшаяся в искренности сотрудничества Гомера, решила спасти от разоблачения хотя бы Филби, который тогда занимал солидный пост в МИ-6. Было решено завязать с работой с Маклином и Берджесом и разбираться с ними в Москве. Они, хотя и делились политической информацией, свой ресурс к этому времени уже выработали.
Черный день Спешиал бранч
ДЕНЬ побега из Лондона Берджеса и Маклина (25 мая 1951 г.) может считаться черной страницей в истории Спешиал бранч Скотленд-Ярда. Когда слежка упускает один объект – это ЧП. Но здесь из-под носа британских сыскарей ушли сразу два шпиона, да так, что «с концами». История таких прецедентов не знала. В этот день за Берджесом и Маклином в соответствии с коварным планом МИ-6 слежки не было.
Было очевидно, что англичане не хотят удерживать этих людей в стране. Причин для этого было много. Во-первых, их показания на суде могли обернуться для правящей верхушки страны катастрофой. Вскрылись бы такие неприглядные механизмы политических козней, что правящей партии пришлось бы после этого уйти с политического горизонта. Во-вторых, МИ-6 и МИ-5 пришлось бы в этом случае отказаться от продолжения оперативной игры с русскими, а они имели хотя и туманные, но все же перспективы даже на территории СССР (чем не ответ на «Трест» и «Синдикат»). В-третьих, с точки зрения этики держать участников оперативной игры в заточении накладно, да и чревато непредсказуемым скандалом в случае вскрытия этой тайны.
Не было резона оставлять их в стране. Это означало перманентную угрозу использования этой карты оппозицией. Так «кембриджцы», в основном из-за «Веноны», потеряли для МИ-6 свою актуальность, и их решили отправить на консервацию в Москву. Надеялись, что всегда можно будет реанимировать. Мол, они профессионалы и будут накапливать нужную информацию без особых указаний. В будущем связь с ними всегда можно будет наладить через родственников (дети, жены и друзья, которым разрешалось посещать СССР).
Состоявшееся в Лондоне расследование побега выглядело как фарс, разыгранный МИ-6. Опубликовали отчет, посвященный исчезновению Берджеса и Маклина, который в прессе был охарактеризован как «оскорбление разведорганов страны». Раздраженный деятельностью контрразведки член парламента Маркус Липтон сделал парламентский запрос. Он спросил премьера сэра Антони Идена: «Вы решили скрыть весь урон, нанесенный сомнительной деятельностью Филби?» Тогда Гарольд Макмиллан, спасая честь мундира МИ-6, ответил: «У меня нет никаких оснований обвинять Филби в предательстве интересов своей страны». После этого вопреки всем канонам МИ-6 снова начала использовать Филби в качестве агента. В ту пору он работал репортером газеты «Обсервер» на Ближнем Востоке и снова начал подкармливать секретной информацией советские разведывательные службы.
Московское гостеприимство
МОСКВА встретила беглецов в рамках приличий. Из-за сомнений Модржинской, считавшей «кембриджцев» подставой МИ-6, разведка не захотела брать под свою опеку Маклина и Берджеса. Их отдали в ведение 2-го Главного управления (контрразведка) МГБ. Те под предлогом обеспечения безопасности отправили их в Куйбышев, подальше от Москвы. Начальник контрразведки генерал Олег Грибанов опасался, что его люди не смогут проконтролировать их связь с посольством. Началась тщательная проверка переданной Маклином и Берджесом информации. Определили круг тех, кто имел доступ к документальной информации. Собрали характеризующие данные на этих лиц и сведения об обстоятельствах получения информации в каждом конкретном случае. Искали среди «незасвеченных» связей «кембриджцев» кандидатов на вербовку. Пытались установить их местонахождение и степень риска провала при оперативном контакте.
Но в ходе обстоятельных бесед Маклин и Берджес не сообщили своим кураторам информации, заслуживающей внимания. Скрыли имена тех, кто их прикрывал в МИ-6. Более того, большинству своих связей дали отрицательные характеристики, не позволявшие ставить вопрос об их разработке с целью вербовки.
Проверку продолжили. Особенно после встреч Берджеса в Москве в 1956 г. с близким к британским правительственным кругам видным деятелем Драйбергом. Через него англичане продвинули Берджесу дезинформацию о том, что они не собираются воевать с Египтом после национализации Суэцкого канала. В результате советские спецслужбы практически отказались от активного использования Берджеса и Маклина по английской линии.
Жизнь в стране подходящего солнца
Личная жизнь Маклина и Берджеса в СССР была омрачена отношением руководства КГБ. Берджес очень хотел домой, но не был выпущен и много злоупотреблял спиртным. Скончался он в Боткинской больнице 30 августа 1963 года.
Маклин сначала защитил диссертацию, а потом стал защищать диссидентов. Когда в мае 1970 г. в Обнинске был арестован и помещен в калужскую психиатрическую больницу биолог Жорес Медведев, Маклин обратился с личным письмом к председателю КГБ Ю.В. Андропову. Действия калужских чекистов, по убеждению Маклина, роняли престиж Советского Союза за рубежом, в частности среди друзей СССР. В январе 1972 г. Маклин выступил в защиту осужденного на семь лет лагерей и пять лет ссылки правозащитника Владимира Буковского, протестовавшего против использования психиатрии для подавления диссидентского движения. Это письмо, как и предыдущее, было адресовано Ю. Андропову. Он открыто возмущался позорной практикой лишения советского гражданства неугодных режиму лиц – А.И. Солженицына, М.Л. Ростроповича, Г.П. Вишневской и других, а также ссылкой академика А.Д. Сахарова в г. Горький.
Летом 1972 г. старший научный сотрудник ИМЭМО Марк Петрович Фрейзер направил в дирекцию заявление: «Прошу впредь числить меня под фамилией, именем и отчеством Маклин Дональд Дональдович» (заместитель директора Института Е.М. Примаков издал приказ №6, возвращающий члену «кембриджской пятерки» его родную фамилию).
Когда в мае 1982 г. в Москве были арестованы два молодых научных сотрудника ИМЭМО – Андрей Фадин и Павел Кудюкин, обвиненные в антисоветской деятельности, Дональд Маклин обратился к Юрию Андропову, занявшему пост Генерального секретаря ЦК КПСС, с призывом прекратить «дело Фадина – Кудюкина» и освободить этих двух идеалистов, мечтавших, как и он, Маклин, о «социализме с человеческим лицом». Андропову объяснили, что Маклин таким образом хочет показать: он полноправный гражданин Советского Союза. Призыв ветерана советской разведки повлиял на Андропова, и оба молодых человека были освобождены, а их «дело» прекращено. Умер Маклин 6 марта 1983 г. в Москве.
И по сегодняшний день тайна «кембриджской пятерки» остается за семью печатями. Видно, чтобы раскрывать тайны людей, которые умели хранить их при жизни, историкам лучше делать это в процессе сеансов спиритизма, непосредственно общаясь с душами умерших.