Великому российскому артисту, любимцу публики, актёру и поэту Валентину ГАФТУ исполняется 80 лет! Своими мыслями об этом человеке и о большой дружбе с ним на страницах «Аргументов недели» делится главный режиссёр Санкт-Петербургского театра «Русская антреприза имени Андрея Миронова» народный артист России Рудольф ФУРМАНОВ.
В течение последних пяти лет я почти ежедневно разговариваю с ним по телефону. Он сочиняет стихи, я записываю, потом он звонит, я исправляю, зачёркиваю, переписываю. Потом диктую ему его же стихи, и он уже сам начинает их записывать – на чистовик. Потом теряет эти бумажки. Я снова диктую. «Талмуд» – толстый большой ежедневник – почти всегда со мной. И по обе стороны телефонной трубки мы начинаем хохотать. Неправдой будет сказать, что таких артистов, как он, – по пальцам пересчитать. Таких нет. Гафт неповторим.
Валентин Гафт и Рудольф Фурманов
Я впервые познакомился с Валентином Иосифовичем в августе 1986 года. В то время когда мы с сыном Владиком отдыхали в Юрмале, в «Дубултах», в Риге как раз гастролировал «Современник». И Галина Борисовна Волчек, и Игорь Кваша познакомили меня с Гафтом. Гуляем по Рижскому взморью. Гафт читает нам с Игорем очередные эпиграммы. Больших стихов он тогда ещё не писал. И такой серьёзной поэзии, как сегодня, у него не было. Рассказал Гафту и Кваше, как в начале 80-х здесь, по этим самым местам на побережье Рижского взморья, мы так же гуляли с Аркадием Райкиным – его семья и моя семья. К нам подошла восьмилетняя девочка и попросила у Аркадия Исааковича автограф на обложке школьной тетради. «А что ты будешь с ним делать?» – спросил Райкин. «Радоваться!» – сказала девочка всего одно слово. Как точно сказано! Выслушав, Валя тут же мне и Игорю выдаёт:
Когда смеётся он, мы плачем.
Под маской нам не видно слёз.
Нет, он совсем нас не дурачил,
Он с нами говорил всерьёз.
И стало страшным то смешное,
Чем развлекал нас в тупике
Великий Шут времён застоя
С седою прядью в колпаке.
Ежедневно встречаясь в Юрмале с Гафтом, мы как-то сразу нашли общий язык и говорили о многом. Нас, например, не то что возмущало, а удивляло, с какой лёгкостью многие наши знакомые артисты, с которыми мы часто концертировали, пошли преподавать в театральные институты, набрали свои курсы. Институтам, конечно, выгодно было иметь мастеров с именами, но ведь не всякий может преподавать.
Тогда я рассказал Гафту и Кваше, как за многие годы знакомства с Аркадием Райкиным взахлёб слушал его рассказы о студенческих годах. Как Райкин постоянно вспоминал своих педагогов и как ими гордился. «Представляете, Рудик, нам читал историю театра сам Стефан Стефанович Мокульский по актёрскому мастерству – Владимир Соловьёв. Понимаете, как нам с Аликом повезло». «Алик» – так Аркадий Исаакович называл Александра Семёновича Менакера.
А ещё я узнал от Райкина, что дочь Мейерхольда и жена Василия Васильевича Меркурьева –Ирина Всеволодовна – давала им уроки биомеханики. Занятия по биомеханике, рассказывал Аркадий Исаакович, шли под музыку, а за роялем сидел студент консерватории Вася Соловьёв, который потом, присоединив к своей фамилии студенческую кличку «Седой», стал, прямо скажем, известным композитором.
В то лето 1986 года я пригласил Гафта и Квашу поехать со мной в Сочи для участия в больших концертах в Олимпийском дворце. Сказал, что с нами будут Леонов, Караченцов и Миронов. Достаточно выйти минут на двадцать и что-то сыграть. Гафт и Кваша сразу предложили сцену из спектакля «Современника» «Балалайкин и Ко», который, кстати, поставил тогда в Москве Георгий Александрович Товстоногов. Товстоногов как раз две недели назад уехал из Юрмалы по окончании гастролей ленинградского БДТ, и гастрольное рижское лето продолжил московский «Современник». Рассказал Гафту, под каким впечатлением находился после премьеры спектакля «Ревизор» в БДТ, где ошеломительно сыграл Хлестакова Олег Басилашвили.Я даже признался, что спектакль БДТ «Ревизор» лучше, чем плучековский с Андреем и Папановым. А уж от придуманного Плучеком в «Сатире» финала – явления на сцене памятника Гоголю – мне просто сделалось дурно.
Как сейчас помню – 14 августа 1986 года (подчёркиваю – 1986 года), Гафт пригласил меня на спектакль «Ревизор», который они давали на сцене Рижского оперного театра. Городничего играл Валентин Гафт. А Василий Мищенко – Хлестакова. Гафт мне очень понравился. Но спектакль того впечатления, которое оставила постановка БДТ, не произвёл. Рассказал, что когда навещал в больнице великого Симонова за несколько дней до его смерти, я восхитился при нём игрой Басилашвили в роли Хлестакова. Николай Константинович сделал большую паузу, погладил мою руку: «Рудик, какой Басилашвили?! Я видел Михаила Чехова!»
Позже Георгий Александрович Товстоногов, вернувшись из Праги, рассказывал, что видел в чешском спектакле в роли Хлестакова приглашённого из Москвы Олега Павловича Табакова. Это было как раз весной 1968 года. Целый месяц вместе с чешскими актёрами Табаков играл гоголевского «Ревизора». Причём Табаков играл Хлестакова по-русски, все остальные 175 – по-чешски. «Более качественного успеха у меня никогда не было», – спустя сорок лет признаётся сам Табаков. Мог ли я тогда, 14 августа 1986 года, находясь в зрительном зале Рижского оперного театра, предположить, что через год здесь будут проходить гастроли Московского театра сатиры.И день в день с современниковским «Ревизором» с Гафтом – 14 августа 1987 года – в последний раз пойдёт «Женитьба Фигаро». Только партнёром у Андрея будет не Гафт, как в 1969 году, а Александр Ширвиндт. Которому он и скажет, не доиграв финала спектакля: «Шура, болит голова». Не мистика ли?
Гафт впервые появился в Театре имени Андрея Миронова в начале 1998 года, во время гастролей «Современника» в Петербурге. Я как раз писал свою первую книгу «Из жизни сумасшедшего антрепренёра», и они с Квашой очень помогли мне в работе над главой «Андрей».
В 2008 году Владик Фурман приступил к съёмкам фильма «Семейный дом» по сценарию Зои Кудри. Фильм снимался по заказу Первого канала, премьера состоялась уже в 2010-м. Сын всегда очень подробно подходит к выбору артистов. Может быть, именно умение работать с актёрами и стало первым толчком, когда после просмотра спектакля «Обломов» Владимир Бортко в 2000 году пригласил Влада в кино на съёмки «Бандитского Петербурга». Они и стали для Владика Высшими режиссёрскими курсами.
А тут – фильм, в котором главные роли играют дети. Ведь с детьми в кино мало кто умеет работать. Созвездие взрослых: Светлана Крючкова, Наташа Данилова, Пореченков, Толстоганова, Татьяна Колганова… На роль Василия Петровича Швеца, вредного старика, оказавшегося соседом семейного дома с приёмными детьми, Владик очень хотел пригласить Гафта. А на роль матери главного героя (которую потом бесподобно сыграла Крючкова) – Ольгу Остроумову.
Гафт сыграл потрясающе. Сочинил ещё и частушки, которые сам же смачно исполнял под баян. Дружба с маленьким мальчиком, таскавшим огурцы из огорода Швеца, растопила сердце диковатого селекционера. И из вредного доносчика он превратился в чудного человека. Да ещё роман с героиней Крючковой закрутил. А вообще я даже не представляю, кто с такой точностью и чувством меры мог бы сыграть эту роль. Гафт потом, после телевизионной премьеры фильма, очень оценил работу Влада. Он вообще мне много говорил о сыне. Хвалил. С таким уважением, с такой любовью. Но себя, уже по традиции, ругал нещадно.
Во время съёмок «Семейного дома», на которые он приезжал из Москвы, Гафт и пришёл в театр, где не был уже несколько лет. Подробно обошёл всю экспозицию в верхнем фойе, долго-долго стоял у фотографий. Тогда и родилось у него дорогое для меня стихотворение: «Твой театр – это монография…» С этого времени он как-то всё чаще и чаще стал бывать у нас в театре, был и на открытии сезона в 2010‑м. Мы очень часто обсуждаем по телефону планы Театра Миронова. Я его всё время пытаю: что нам поставить? Так в одном из разговоров и возникла идея поставить пьесу француза Марселя Эмэ «Третья голова», автора знаменитого рассказа «Человек проходит сквозь стену».
В своё время у нас был дико популярен немецкий фильм, а во Франции Жан Маре сделал Эмэ памятник в виде человека, который проходит сквозь стену. Но о «Третьей голове» я даже и не слышал. В 1961 году Гафт сыграл в ней главную роль певца Валорэна в спектакле Андрея Гончарова в Театре на Спартаковской. Спектакль прошёл больше ста раз и был снят из-за осложнившихся отношений между Россией и Францией.
Гафт рассказал, что больше в России «Третья голова» нигде не шла, кроме Ташкента, где Валорэна играл Рецептер. У меня была ещё бредовая идея, чтобы спустя столько лет Гафт и сам сыграл в новой постановке «Третьей головы». Гафт отказался, но сошлись на том, что он будет у нас консультантом. Спектакль поставили за три месяца. Валя приехал на прогон.
И вот тут случился скандал не скандал, но Гафту всё ужасно не понравилось. Но премьеру переносить не стал. Через пять дней, учтя все замечания Гафта, премьера прошла на ура. И сегодня «Третья голова» – один из самых популярных и кассовых спектаклей театра. А исполнитель роли Валорэна Сергей Дьячков и Неля Попова, сыгравшая его возлюбленную, – стали одними из первых лауреатов Российской Национальной актёрской премии «Фигаро» имени Андрея Миронова. В том числе и за эти роли.
После первой церемонии я понял, что у премии должен быть президент. И конечно, им должен стать Валентин Гафт. Так и произошло. 8 марта 2012 года Светлана Крючкова вручила премию Эдварду Радзинскому и исполнила пародию на Татьяну Доронину на тему женских пьес Радзинского. А Гафт, сидя в первом ряду, комментировал действие своими эпиграммами. Мне это вообще напомнило театральные встречи, когда в неформальной обстановке собирались лучшие из лучших.
А днём раньше, 7 марта 2012 года, Гафт «уложил» нас всех четверостишием, посвящённым Игорю Кваше и самому себе. Дело было в предбаннике перед моим кабинетом. Он как раз надиктовывал свои стихи на компьютер, когда дверь распахнулась и на пороге возник Игорь Владимирович Кваша. Они немного попрепирались, Кваша хотел идти ужинать, а Гафт, безусловно, продолжать писать. Победил Кваша, и, поднимаясь со стула, Гафт продекламировал:
Успех у публики познавшие,
Лежат два стареньких
артистика,
Лежат, как листики опавшие,
Кваша и Гафт,
Ну просто мистика.
Когда я просил Валю посвятить лауреатам церемонии свои эпиграммы, он очень этим тяготился. И всё ворчал: «Рудик, это несерьёзно…» В последнее время он начал заниматься серьёзной поэзией. Телефонный звонок:
Надоело тащиться поэтом,
Слово камнем молчит,
хоть кричи.
Вот и жарю стихи,
как котлеты,
Чтобы в трубку шептать их
в ночи.
Я бегу за звонком телефонным,
Рву на части исписанный хлам,
Но стихи мои с лаем и стоном,
Как ищейки, бегут по следам.
Ты молчишь, но я знаю,
ты слышишь
Этот мой зарифмованный бред,
Оттолкнувшись ногами
от крыши,
Я запутаю, спрячу свой след.
И влечу к тебе, лёгкий, небесный,
Без тяжёлой земной чепухи,
Но увижу в дверях твоих тесных,
Что меня обогнали стихи.